Книга Березина о Шкловском поразительно умна и единственный ее недостаток именно в этом — ее надо читать медленно, борясь с желанием выписывать и подчеркивать.
А поводов предостаточно — вот только один наугад о поздних якобы документальных книгах В.Катаева, написанных довольно замысловато — то он пишет от первого лица, то начинает (не переводя дыхания!) роман в романе, где узнаваемые Командор, царевич и прочие литераторы гуляют вместе с автором, обедают, беседуют в местах и во времени, когда это происходило с совсем другими людьми, о чем автор знает из их писем и воспоминаний, причем фигуры эти настолько беллетризованы, что примечания могли бы составить целую книгу! — но Березин (как и многие другие!) попадается на удочку и начинает увлекательно докапываться до истины!
И тут сама фигура Шкловского как нельзя лучше подходит для таких раскопок, поскольку Шкловский интересен не только сам по себе, но и своим окружением — и Березин не жалеет места для рассказа о них, причем речь идет не о каких-нибудь исторических анекдотах про великих людей (хотя и их хватает), а о вещах значимых вроде разбора тыняновского «Вазир Мухтара».
**
… Тынянов писал, как разошелся с официальной историографией, живописавшей патриотизм русских солдат- дезертиров, не пожелавших воевать против соотечественников:
« Когда я работал над «Смертью Вазир-Мухтара», меня поразила история Самсон-Хана. История эта была разработана исследователем почтенным, много проработавшим над историей императорского периода на Кавказе, — Адольфом Петровичем Берже.
Самсон-Хан, солдат-дезертир русской армии, начальник персидской гвардии, у Берже ведет себя как дворянин, случайно поступивший на службу к иностранному правительству: во время русско-персидской кампании он отказывается участвовать в войне и уезжает из Тавриза.
Русский батальон дезертиров против русской армии не выступает.
Я решительно ничего не мог сделать с этой конфетной историей. И не пробовал. У меня не было под рукой никаких документов, опровергающих Берже, и все-таки я не мог писать вместе с Берже.
Мне почему-то представлялся все время какой-то попечитель учебного округа эпохи Александра III, где-то, в какой-то гимназии уверяющий гимназистов, что «даже закоренелые преступники и те, почувствовав раскаяние…». Бахадеран в ханском халате, убивший свою жену, как-то хмурился и не соглашался на свои горячие национальные чувства.
Начальник гвардии не может отказаться от военных действий. И как персы позволили бы этому своему генералу пить кофе и шербет, когда их били? Разве из недоверия? Но батальон дезертиров, эти дезертиры, многажды битые и прогнанные сквозь строй — и ненавидящие строй, который их обидел, так-таки «не пожелали», «отказались» и т.д.?
Нет.
И сознательно, не имея документов, опровергающих Берже, я написал об участии Самсона и его солдат в битвах с русскими войсками и не чувствовал угрызений совести. А потом, уже после того как напечатал это, роясь в каких-то второстепенных материалах, наткнулся на краткую записку генерала (кажется, Красовского), в которой тот требовал подмоги, потому что на левом фланге наседают на него русские изменники. А насчет того, что Самсон уезжал из Тавриза во время войны, этот факт подтвердился. Но уехал он из Тавриза — в ставку персидского главнокомандующего Аббаса Мирзы.
И уже значительно позже, после 1837 года, когда капитану Альбрандту удалось, наконец, вывести из Персии дезертиров, в парадных докладах могли писать, что «даже нераскаянные злодеи» и проч.»
Казалось бы все сказано, но Березин копает дальше:
««Повествование Тынянова всё время упирается в «русский батальон» персиян как в проволочное заграждение.
То Грибоедову передают записку от Самсон-хана, где тот напоминает о беглых русских, когда-то уведённых Грибоедовым в Россию. Где они? Что с ними — нет ответа.
Русские «невозвращенцы», беглецы от царской деспотии, у Тынянова политизированы. В романе есть намёк, что в России для них жизни нет и возвращение невозможно. А вернувшихся ждёт если не казнь, то каторга.
Самсон-хан, а иначе говоря, Самсон Яковлевич Макинцев был командиром «русского полка» или «батальона».
Был такой военный инженер, генерал-лейтенант, прослуживший царю полвека, — Иван Фёдорович Бларамберг. Он оставил чрезвычайно интересные мемуары о пребывании на Кавказе и в Персии. Бларамберг рассказывал, в частности, «о выдаче батальона из русских и польских дезертиров», который находился в 1838 году у Герата:
«Мохаммед-шах оттянул его выдачу до конца осады и возвращения армии в Тегеран. Наш новый министр имел поручение настоять на выдаче этих людей, и Альбранд, способный, умный, храбрый и энергичный офицер, выразил готовность препроводить упомянутый батальон из Персии в Тифлис и прибыл теперь с несколькими опытными линейными казаками — унтер-офицерами, чтобы выполнить своё намерение…» По возвращении капитан Альбранд стал подполковником, пропустив чин майора. «Польские офицеры уволились со службы и уехали на родину. Сам батальон с женщинами и детьми был поселён в станицах вдоль Кубани, офицеры и солдаты получили жильё и землю и были довольны своей судьбой. С тех пор никто больше не помышлял бежать в Персию. Так закончился у нас в Тегеране 1838 год»
**
И так все время — одним словом, «короля играет свита» и Шкловский король по самому что ни на есть «гамбургскому счету», который он сам же и придумал и о котором тоже пишет Березин!
А недостатки проистекают из достоинств — вот в главе, посвященной первому съезду писателей приведены слова Горького и Каверина и справка о введении для писателей рангов и формы- познавательно, но не в тему (впрочем и у Шекспира есть слова про всадника, от усердия перемахивающего через лошадь).
Другой пример- глава о Белинкове, который собирался написать книгу о Шкловском (похожую на кн. об Олеше), о чем Шкловский знал и, по словам М.Чудаковой, сильно нервничал — к сожалению этого в книге нет.
Однако достоинства книги столь ощутимо перевешивают придирки, что кроме банального про пятна на солнце сказать не о чем!
Эта книга для тех гурманов, которым не надо при очередной фамилии (скажем Карабчиевского) лезть в справочник и для медленного (час перед сном) чтения.
Блестящая книга!