БОРИС ХЕРСОНСКИЙ / ДМИТРИЙ КОЛОМЕНСКИЙ

Борис Херсонский

Отец вернулся домой в возбужденье великом.
— Я принес денарий! Я его заработал криком!
Нам заплатили. Но накормили в начале.
И дали вина, чтобы мы хорошо кричали!

— А что вы кричали? Славили Адоная?
— Нет, площадь — не храм, задача была иная.
Пусть в храме левиты поют Адонаю славу.
Мы кричали «Распни Его», » Отпусти не Его, но Варавву»

И еще там были старушки с лицами, как у монашек.
Кричали — «Кровь его на нас и на детях наших!»
— Ну а о ком вы «Распни» — так долго кричали?
— О Том, кого мы с цветами неделю тому встречали.

Жена головой качает — Ох, помянут вас люди лихом!
Чем орать на площади, лучше б ты подавился криком.
Видишь — плачет дочь? Почему — нет большого секрета.
Она ученица распятого Иисуса из Назарета.

Ела рыбу и хлеб у Него, что умножились чудом.
И как не стыдно было вам, иудам, паскудам!
Но отец уже спит. Дочь грустно смотрит на папу,
прислушиваясь поневоле к тяжелому, мерному храпу.

Она покинула дом, не дождавшись рассвета.
А отец через день проверил — а цела ли монета?
Монета была цела. Но на ней вместо портрета
кесаря было лицо Иисуса из Назарета.

Дмитрий Коломенский

Духота, как в шипящей харчевне.
На исходе вечерней жары
Выплывает косматый кочевник
Из-за чёрного гребня горы.

Суетятся машины и люди
Под копытом его скакуна.
В море, как на эмалевом блюде,
Одинокая точка видна.

Вьётся марево сумерек ранних,
Угольками зажглись корабли.
Поднимается ветер, и странник
Отрывает себя от земли

И плывёт, непонятная глыба,
Изменяясь в пространстве пустом –
Вот он ворон сутулый, вот рыба
С неестественно длинным хвостом,

Вот он чудом не вымерший ящер,
Вот покинутый Гоголем нос.
Сколько в нём, так свободно парящем,
Странных душ и личин собралось!

Кем он был, когда вышел из комнат
Поднебесных, из Божьего сна? –
Вероятно, он даже не помнит.
Он не помнит. И мне не ясна

Цель, к которой я должен стремиться,
Если в каждый момент из меня
Время лепит то рыбу, то птицу,
То росу на окраине дня.