ЕФИМ БЕРШИН. СЕГОДНЯ ИСПОЛНИЛСЯ СТО ОДИН ГОД БОРИСУ ЧИЧИБАБИНУ

Борис Чичибабин. Ефиму Бершину

Что-то стал рифмачам Божий лад нехорош,
что не чую в них больше его я,
и достались в удел им гордыня и ложь
и своя, а не Божия воля.

Наших дней никакой не предвидел фантаст.
Как ни долог мучительный выдох,
мир от атомных бомб не погиб, так Бог даст,
не погибнет от слов самовитых.

Можно верстами на уши вешать лапшу,
строить храмы на выпитом кофе,
но стихи-то — я знаю, я сам их пишу —
возникают, как вздох на Голгофе.

Конструировать бреды компьютерных муз,
поступившись свободой и светом,
соблазняйся кто хочет, а я отмахнусь,
ибо дар мой еще не изведан.

Не умеющий делать из мухи слона,
как же суть свою в жизни сыщу-то,
где не царственен стыд, и печаль не славна,
и не прибыльны тайна и чудо?

Сочинитель, конечно, не вор и не тать —
грех иной, да и слава не та, мол, —
но возможно ль до старости бисер метать
и с ума не сойти от метафор.

1992

Ефим Бершин. Памяти Бориса Чичибабина

Городской сумасшедший в потертом пальто,
с головой, отсеченной при жизни от тела,
беспризорный посланник природы, никто,
пустота, без которой земля опустела.

Как случилось, что город твоим языком
расшумелся вовсю, словно пьяный безумец,
словно этому городу был не знаком
перепуганный шепот заснеженных улиц.

И стекают, как чайки на белый песок,
с предзакатных вершин коктебельского неба
помидорного солнца густеющий сок
и степные лошадки Бориса и Глеба.

Нам уже недоступны ни Глеб, ни Борис.
Нам милее сверкающий меч Святополка.
Мы — стальная держава.
За что ни берись —
отзываемся эхом стального осколка.

Мы живем в словаре архаических слов,
в перепутанном напрочь — от «а” и до «я”,
где история — свод неразгаданных снов,
а Россия — метафора небытия.