Из дневников Анны Барковой (русского поэта, прозаика, драматурга и публициста), проведшей более двадцати лет в советских лагерях

25 января 1957

Эпоха великих фальсификаций. Фальсифицируют историю: древнюю, среднюю, новую и новейшую (историю буквально вчерашнего дня). Фальсифицируют науку (свои собственные доктрины, методы и догмы), искусство, продукты, чувства и мысли. Мы потеряли критерии для различения действительного от иллюзорного, может быть, сексуальный инстинкт — один из первичных (питание, размножение). Но инстинкт власти—один из сильнейших, хотя по происхождению, возможно, что он более поздний.

Сексуальное наслаждение кратковременно, а наслаждение властью длится бесконечно. (По крайней мере, до момента ужаса смерти.)

В 15-16 лет я опрашивала: «Нет ли в любви инстинкта власти?». Как жаль, что эту тетрадь у меня забрали при первом аресте. Кажется, в 15 лет я была гениальна (но и очень неприятна).

Вот когда прав обыватель Розанов. Любой человек на моей замеч[ательной] родине жаждет покоя, отдельной квартиры, а еще лучше крохотного отдельного домика, еды, более или менее достаточной для поддержки отощавших телес, умеренной работы, примерного заработка, умеренной «ясной и чистой» <нрзб.> книжки, опрятной одежды, кино и театра с обычными человеческими фильмами и пьесами. А главное — покоя. Чтобы никто не трогал, никто не лез, не агитировал, не пропагандировал, не воспитывал, не прорабатывал, не гнал на собрания и на выборы. «Пусть управляет, кто хочет, только накормите меня в моем углу, дайте мне работу по силам, не запрещайте с женой и родственниками поговорить, о чем вздумается, не оглядываясь по сторонам… Больше ничего мне не надо».

Неужели троглодитство не закончится? Собственно, людоедство несколько раз повторялось с 1917 года.

Мир сорвался с орбиты и с оглушительным свистом летит в пропасть бесконечности уже с первой мировой войны. Гуманизм оплеван, осмеян, гуманизм «не выдержал». Новая соц[иалистическая] вера и надежда (марксизм, «научный социализм») засмердили и разложились очень быстро. В так называемом «буржуазном демократ[ическом] строе» о «широкой демократии» тоже хорошего ничего не скажешь. Ну, более сносно, более свободно лишь для отдельного человека. А так, в общем, истрепанные лоскуты робеспьеровского голубого кафтана, истертые клочки жан-жаковского «Общ[ественного] договора». Вздор. Галиматья. Великий банкир Верхарна молится: атомная бомба в деснице, евангелие в шуйце. Окостеневший, ошаблонившийся «изысканный» разврат или скучная семья, стакан молока за завтраком, огромные предприятия, огромная, холодная, не возжигающая, даже не согревающая власть. И только.