Анатолий Головков. ПОРА ОКНА КЛЕИТЬ

Если окна деревянные, они легко пропускают воздух и звуки.

Оттого в избе и слышно: ветер ли поднялся, хлопает калиткой, белье треплет. Кусок ли жести, которым плохо забили дыру в сарае, бьется и звенит с шипением. Как гонг за кулисами.

Окна как граница между мирами.

Тут натоплено, пахнет молоком, рафинад в сахарнице, книга на столе.

Как я скучаю по той России, родительской, теплой, нашенской!

Там — осень чернильная, поздняя. А ветер-то, ветер-то воет!

В сумерках чучело на огороде так раскрутит, страшно смотреть. А котам нравится.

В такие дни мама собиралась окна клеить.

Замазку на олифе продавали в хозмагах пачками.

Она брала отцову стамеску, ловко пускала рыжую фаску между стеклом и деревом.

На плите булькал клейстер из крахмала.

Бумаги не хватало. На елочные флажки и цепочки наборы покупали цветную, «жеваную», в Кагизе. Для окон чаще резали газеты на полоски, — чтобы только фото вождей не порезать, — клеили щели.

Форточку откроет — слышна гармошка из караулки солдатская, хрипло так: «Жди меня, моя Маруся, чаще шли приветы! Скоро я к тебе вернуся…»
А с басами не лады.

Укладывали вату между рамами. Медицинскую мать берегла, брала тюфячную. Битую елочную игрушку в платок, да молотком, вот и блестки.

Клали и целехонькие игрушки елочные. Иной раз и деда Мороза в тертой шубе с глазами старого алкаша, который всё врёт.

Смотришь через такое окно вечером, и кажется, будто сцена.

Занавески раздвинешь — вот-вот начнется представление.

Много и долго могу об этом. Да кому нужно, разве кто поверит?

Как потрескивали дрова в печи. Стучала швейная машинка. Тесто для пирога уминали в кадушке.
Лужи во льду, ожиданье снега. Скорей бы, ну, скорее уже!

Ожиданье белого на черном.