Надежда Сухорукова. Несколько слов о блокадном Мариуполе

Знаете, как страшно расставаться сейчас даже на несколько минут? Я повторяю себе, что я уже не в аду, но продолжаю слышать гул самолётов, вздрагивать от любого громкого звука и втягивать голову в плечи. Мне страшно, когда кто-то уходит. Там, в аду, не все уходящие возвращались.  Пока не разбомбили дом наших знакомых, в нем  собирались множество людей. Многие забегали между обстрелами и рассказывали, что видели на других улицах.

Хрупкая девушка Аня из пятнадцатиэтажки приходила каждый день. Ее родители жили возле школы на Кирова и она очень волновалась за них. Перевести к себе не могла. Для них расстояние в две остановки было непреодолимым.  Ее квартира  под самой крышей. Самолёты, которые бомбили город, кружили, казалось,  над самым чердаком.

Каждый день Аня шла к родителям под обстрелами. Мины свистели вокруг и ложились рядом с ней. Она падала на землю и закрывала голову руками  Ей было очень страшно. Путь был не очень длинным для мирного времени, но  во время бомбёжек практически непроходимым. Анна шла по нему дважды, туда и назад, и видела как все менялось. Ещё вчера целые дома,  становились за ночь руинами. Они стояли пробитые насквозь  с черными глазницами выгоревших окон.

Я считала ее героем. Она навещала родителей и приходила в дом на Осипенко, чтобы выдохнуть, перед возвращением в свою квартиру. Пила воду, становилась в проёме дверей и молчала. Иногда приносила драгоценные памперсы или крем для недельного Никиты. Младенец жил в подвале этого  дома после своего рождения. Был похож на желтенького цыпленка. Ему катастрофически не хватало солнца.Каждый день Аня менялась, как и город. Она становилась все прозрачнее, а темные круги вокруг глаз все больше. Аня ничего не ела. Говорила: «Не могу ничего впихнуть в себя, не лезет». О том что видела во время своих походов не говорила. С нами было много детей и Аня не хотела никого пугать.

Когда по нашему району стали лупить без остановки, стала ходить к родителям раз в несколько дней. Я думала, что она настолько хрупкая и прозрачная, что осколки  ее просто не задевали. После того как снаряд попал в дом наших знакомых  и мы перешли в другой подвал, больше ее не видели. Она и сейчас в Мариуполе. У нее нет машины, старенькие родители и несколько кошек.

11 марта погиб муж моей подруги. За день до этого они приходили к нам и мечтала, что встретятся после войны. Витя, муж моей подруги, оператор от Бога, но молчун, в этот раз твердо пообещал, что обязательно встретимся после победы. А потом не сдержал свое слово.
Через день, когда все гремело и лязгало, как будто гигантское  стекло  резали железной пилой, близко гудел самолёт, дети были в подвале, а взрослые лежали  на длинном диване и закрывали головы подушками.  Я ещё и зажмуривалась. До сих пор не понимаю для чего. Мне казалось, что подушка меня спасет от бомбы. В этот  момент в дом вбежал 13 -летний Саша. Он закричал:»Я Саша! В наш дом только что прилетело. Это пипец». Мы спросили:»Где мама, все живы?» Он ответил, что все, только папу засыпало, а мама его откапывает.Потом оказалось, что папу засыпало навсегда. Лучший оператор, очень  светлый человек, любящий папа и муж, спокойный и добрый,  лежал с разбитой головой и неестественно подогнутой ногой в собственной квартире на девятом этаже. Похоронить его было нельзя. Достать тоже. Через несколько дней весь подъезд вместе с Витей сгорел. В дом снова было прямое попадание.

Там, в Мариуполе, многое было не важным. Мы ели из одной тарелки, чтобы не тратить воду на мытьё, спали на матрасах все вместе, так было теплее, носили шапочки и кидались к каждому встречному, чтобы узнать новости из соседнего двора. Мы  забыли о том, что есть магазины, что можно включить телевизор, пообщаться в соцсетях, принять душ или лечь спать в настоящую постель.

Сегодня стало известно, что из города за все время блокады выехали меньше 40 тысяч человек. В аду по-прежнему сотни тысяч людей. С каждым днём им становится все труднее выживать. Пожалуйста, помогите им. Рассказывайте правду о моем городе.