Автор: За чаем и сметанными коржиками стали говорить с мамой о Чехове. Если с мамой не говорить о Чехове, то придется говорить о лекарствах, болезнях, непослушных детях, непочтительных внуках, о соседях сверху, не умеющих играть на пианино, но играющих, об их собаке, которая ходит по потолку, как слон, гавкает, как слон, воет, как слон, когда они уходят на работу и о том, что прежние времена были нехороши, а как посмотришь на нынешние, так и прежние покажутся… Поэтому лучше о Чехове, тем более, что мама сама с ним обо всем разговаривает. С ним можно и о лекарствах, и о болезнях, поскольку он был врач, можно и о соседской собаке, о соседях, которые мало, чем от нее отличаются – и топают точно так же, как она, и гавкают, когда ругаются. Собака хотя бы не играет на пианино в четыре руки из рук вон плохо. Если бы Антон Павлович, как мама, жил под ними, то уж он-то бы их так описал, что даже собака сгорела бы от стыда.
Читать дальше здесь:
Михаил Бару о прелестях совейской жизни
За чаем и сметанными коржиками стали говорить с мамой о Чехове. Если с мамой не говорить о Чехове, то придется говорить о лекарствах, болезнях, непослушных детях, непочтительных внуках, о соседях сверху, не умеющих играть на пианино, но играющих, об их собаке, которая ходит по потолку, как слон, гавкает, как слон, воет, как слон, когда они уходят на работу и о том, что прежние времена были нехороши, а как посмотришь на нынешние, так и прежние покажутся… Поэтому лучше о Чехове, тем более, что мама сама с ним обо всем разговаривает. С ним можно и о лекарствах, и о болезнях, поскольку он был врач, можно и о соседской собаке, о соседях, которые мало, чем от нее отличаются – и топают точно так же, как она, и гавкают, когда ругаются. Собака хотя бы не играет на пианино в четыре руки из рук вон плохо. Если бы Антон Павлович, как мама, жил под ними, то уж он-то бы их так описал, что даже собака сгорела бы от стыда.
Читать дальше по ссылке в блоге.