Одёжка — стыд и срам, дыра в кармане,
под сенью жизни хоронюсь, как тать,
а то, неровен час, придут армяне,
спешащие последнее отнять.
Дырявость потребительской корзины,
грязь под ногтями — это не во зло…
Стократ страшнее, что придут грузины,
заломят руки и набьют чело.
В сомненьях страшных морщу лоб покатый,
горстями потребляю цитрамон,
узнав, что заберут родные хаты
Антанта, Пиночет и Покемон.
Давно пропал и след супруги Лены,
что толку лезть в бутылку на рожон?..
Всё к лучшему. Когда придут чечены,
нам будет легче, ежели без жён.
Дешёвым алкоголем душу грея,
валяясь в неприкаянной пыли,
я опасаюсь, что придут евреи…
И говорят — они уже пришли.
Душа устала, плоть не так упруга,
хандрит желудок и болит нога…
Но сладко слушать внутреннего друга,
который знает внешнего врага.
Александр Габриэль. Друг и враг
Одёжка — стыд и срам, дыра в кармане,
под сенью жизни хоронюсь, как тать,
а то, неровен час, придут армяне,
спешащие последнее отнять.
Дырявость потребительской корзины,
грязь под ногтями — это не во зло…
Стократ страшнее, что придут грузины,
заломят руки и набьют чело.
В сомненьях страшных морщу лоб покатый,
горстями потребляю цитрамон,
узнав, что заберут родные хаты
Антанта, Пиночет и Покемон.
Давно пропал и след супруги Лены,
что толку лезть в бутылку на рожон?..
Всё к лучшему. Когда придут чечены,
нам будет легче, ежели без жён.
Дешёвым алкоголем душу грея,
валяясь в неприкаянной пыли,
я опасаюсь, что придут евреи…
И говорят — они уже пришли.
Душа устала, плоть не так упруга,
хандрит желудок и болит нога…
Но сладко слушать внутреннего друга,
который знает внешнего врага.