Если ты ноябрю ровесен,
просвисти – и придут на свист
от французского сыра плесень,
от венгерских рапсодий лист –
обесцененный и усохший,
и дрожит на конце иглы
здешний воздух, почти усопший
от дождей и осенней мглы.
Пусть тебя отпоют портвейном,
литургиею отпоят,
в эту щель меж Днепром и Рейном
просыпая смертельный яд.
И увесистой тучи тушу
провернув над огнем листвы,
разливай по стаканам душу –
мы и сами почти мертвы.
Михаил Юдовский
Если ты ноябрю ровесен,
просвисти – и придут на свист
от французского сыра плесень,
от венгерских рапсодий лист –
обесцененный и усохший,
и дрожит на конце иглы
здешний воздух, почти усопший
от дождей и осенней мглы.
Пусть тебя отпоют портвейном,
литургиею отпоят,
в эту щель меж Днепром и Рейном
просыпая смертельный яд.
И увесистой тучи тушу
провернув над огнем листвы,
разливай по стаканам душу –
мы и сами почти мертвы.
Михаил Юдовский
Если ты ноябрю ровесен,
просвисти – и придут на свист
от французского сыра плесень,
от венгерских рапсодий лист
::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::;;;;
Свисни громче — примчится на плесень
из французского плена, на бис
от расстрелов катынских до Пресни
разжиревший «великий» артист.
И дрожит на краю былинном
от дождей и осенней мглы
одураченный портвейном
в той щели меж Уралом и Рейном
просыпаясь едва дыша.
Разливай по стаканам душу
и пляши свои антраша.
И — ша.