Сергей Чупринин. Корнилов Владимир Николаевич (1928–2002)

 

На войну К. не поспел и, в 1945-м став студентом Литературного института, среди вчерашних фронтовиков выглядел мальчишкой. И вел себя как мальчишка — не проучившись еще и полугода, был исключен из института. За что? За дерзость — директору, которым был тогда Ф. Гладков, донесли, что К. в веселой компании вдребезги разнес его «Цемент», и этого было достаточно для тяжкого обвинения в покушении на устои социалистического реализма. Помогло заступничество мастера курса В. Луговского, который обратился за поддержкой к влиятельным друзьям — то ли Н. Тихонову, то ли А. Фадееву, — и пронесло. Дальше в общем тоже проносило, когда К. в очередной раз отчисляли и за прогулы, и за идейно порочные стихи, и, возможно, — как он сам рассказал Н. Королевой, — «из-за сочетания русской дворянской фамилии и еврейской внешности».

Тем не менее в 1950-м К. «с грехом пополам» доучился, получил диплом и почти тут же на три года загремел в армию. И если Литинститут, — по признанию поэта, — не дал ему ничего, то солдатчине он обязан и первыми настоящими стихами, и темами будущей прозы, и духовным взрослением: «Хотя и до нее жил я трудно и скудно, но армия поставила меня во всем наравне с другими, отказав в возможности отдельной личной жизни. Урок армии — умение не потерять себя, когда ходишь со всеми в ногу» .

Отсюда и главный нравственный императив К.: быть «отдельным» и никогда не ходить в ногу с толпой, особенно если она выстраивается в роту. Понятно, что такая установка легкой судьбы не сулила, и, в 1953 году дебютировав как поэт в «Литературной газете», К. отныне будет печататься очень скупо. Набор уже сверстанной книги «Повестка из военкомата» (1957) будет рассыпан, примерно то же произойдет и со сборником «Начала». Но Оттепель — время, — как сказал другой поэт, — удивительно мощного эха, так что знатоками были замечены и озорное армейское стихотворение в московском ежегоднике «День поэзии» (1956), и подборка, попавшая в один номер «Знамени» с циклом Б. Пастернака «Когда разгуляется» (1956. № 9), и, конечно, повесть в стихах «Шофер», увидевшая свет на страницах альманаха «Тарусские страницы» (1961).

И уже тогда, на рубеже 1950–1960-х, — вспоминает Н. Королева, — «мы, ленинградцы, называли его имя третьим в когорте — Слуцкий, Самойлов, Корнилов, Окуджава» , а К. Чуковский веско сказал: «Самые лучшие современные стихи пишет сегодня Владимир Корнилов» . Вот и А. Ахматова, едва вышла первая корниловская книга «Пристань» (1964) , написала, рекомендуя автора в Союз писателей, обязывающие слова:

«Не только книга стихов «Пристань», но упорная и живая работа при сильном и своеобразном даровании — я имею в виду яркий и гибкий стих, талант точной и выразительной обрисовки современных характеров, а также настойчивые и плодотворные поиски путей освоения современной разговорной речи (это — одна из первостепенных задач русского стиха) дает право В. Н. Корнилову встать в ряды Союза советских писателей. Своя интонация и свой путь в поэзии — явления совсем не такие уж частые» .

В Союз писателей К. приняли, давали зарабатывать переводами, однако собственные стихи печатали по-прежнему со скрипом, с мучениями, и книга «Возраст» (1967) оказалась в его биографии последней из пропущенных советской цензурой. Причина, конечно, в стихах — прямодушных, по своему смыслу и строю простых, может быть на иной взгляд даже простоватых, лишенных метафизического измерения, но сильных своим бескомпромиссно гуманистическим зарядом. Была, впрочем, и еще одна причина — гражданское поведение К.

Начиная с процесса А. Синявского и Ю. Даниэля он взял своим правилом заступничество за всех, кто травим и гоним: подписал коллективное обращение к IV съезду писателей с поддержкой солженицынского протеста против цензуры, требовал пересмотреть приговор Ю. Галанскову и А. Гинзбургу, призывал глав мировых государств и правительств защитить академика А. Сахарова, а свои стихи пустил в самиздат, и, — говорит в блогосфере А. Даниэль, — поэма «Заполночь» «была, кажется, одним из самых популярных самиздатских текстов из числа тех, что принадлежали перу современных авторов».

Итог очевиден: высочайшая нравственная репутация К. в глазах всех, кто его знал и читал. «Чист, горяч, талантлив» (Л. Чуковская); «Впечатление подлинности каждого слова» (К. Чуковский) ; «Он берет все в лоб, обычно это худо, но ему удается» (А. Ахматова) ; «Всякий раз, когда мне бывало плохо, Володя оказывался рядом. Его не надо было звать: он появлялся сам» (Б. Сарнов) ; «Володя был из тех редких людей, внутренне абсолютная честность которых не допускала никогда никакого нравственного колебания» (Е. Боннэр).

Власть реагировала соответственно: не только стихи, но уже и проза оставались в столе, а когда он повесть «Девочки и дамочки» напечатал в «Гранях» (1974. № 94), повесть «Без рук, без ног» в максимовском «Континенте» (1974. № 1; 1975. № 2), издал за границей роман «Демобилизация» (1976) да вдобавок еще и вошел в советскую секцию «Международной амнистии», стал по рекомендации Г. Белля членом Международного Французского ПЕН-клуба (1975), К. в марте 1977 года исключили из Союза писателей, а из печатного пространства вытолкнули.

Лишили бы, конечно, и советского гражданства. Но он заявления на выезд не подал: «Страна наша тяжело больна, а за больного ребенка испытываешь бóльшую ответственность, чем за здорового…» Вот и пришлось маяться немотой и нищетой еще больше десяти лет, пока вновь не пошли публикации и на родине: книги стихов «Музыка для себя» (1988), «Надежда» (1988), «Польза впечатлений» (1989), «Избранное» (1991), «Стихотворения» (1995), «Суета сует» (1999). А с ними собранная из отдельных очерков прекрасная книга о русской поэзии «Покуда над стихами плачут…» (1997) и, конечно же, вернувшаяся в Россию проза.

Ее, речь о прозе, приняли хорошо, однако исторический момент, которым она была рождена, уже отошел в прошлое, так что… Хорошо, но без особого воодушевления.

Не одного К. участь. Но за него как-то особенно обидно.

Соч.: Собр. соч.: В 2 т. М.: Хроникер, 2004; «Покуда над стихами плачут…»: Книга о русской лирике. М.: Время, 2008.
Лит.: Рассадин С. Пленник времени // Знамя. 1989. № 5; Симонов А. Корниловский мятеж совести // Новая газета. 2002. 21 января.

Один комментарий к “Сергей Чупринин. Корнилов Владимир Николаевич (1928–2002)

  1. Сергей Чупринин. Корнилов Владимир Николаевич (1928–2002)

    На войну К. не поспел и, в 1945-м став студентом Литературного института, среди вчерашних фронтовиков выглядел мальчишкой. И вел себя как мальчишка — не проучившись еще и полугода, был исключен из института. За что? За дерзость — директору, которым был тогда Ф. Гладков, донесли, что К. в веселой компании вдребезги разнес его «Цемент», и этого было достаточно для тяжкого обвинения в покушении на устои социалистического реализма. Помогло заступничество мастера курса В. Луговского, который обратился за поддержкой к влиятельным друзьям — то ли Н. Тихонову, то ли А. Фадееву, — и пронесло. Дальше в общем тоже проносило, когда К. в очередной раз отчисляли и за прогулы, и за идейно порочные стихи, и, возможно, — как он сам рассказал Н. Королевой, — «из-за сочетания русской дворянской фамилии и еврейской внешности».

    Читать дальше в блоге.

Добавить комментарий