Карина Кокрэлл-Фере. ВОПРОС, НА КОТОРЫЙ НЕТ ОТВЕТА…

Я чувствую, что после всего этого мне требуется купить бутылку вина и всю ее выпить. Кембридж. Я переводчица на мероприятии по трудоустройству беженцев. Украинской молодежи я не нужна, они прекрасно сами общаются с потенциальными работодателями и находят себе места — в администрации колледжей, в строительных компаниях, в благотворительных фондах, в библиотеке Кембриджского университета, в Ботаническом саду, в системе британского здравоохранения (самая длинная очередь), и так далее.

Я нужна другим. Их много. Они бродят меж стендов растерянно, подслеповато вглядываются в вывески работодателей, на которых ничего не понимают, но волнует их только один, один-единственный вопрос, на который им никто здесь не ответит, нечего и задавать.

Прихрамывающий мужчина лет семидесяти — семидесяти пяти очень красив, выглядит дипломатом на покое. Назовем его Андрием.

—Вы переведите им тут, пожалуйста. У меня дома, в Буче (вздрагиваю) была маленькая дубрава на участке. Каждый саженец из желудя сам выращивал. Думал: ну и что, что не дождусь, когда дубки во весь рост поднимутся. Для садовода главное, что останется после, потом. Иначе и в профессию идти нечего. А теперь… (махнул рукой) Ничего не останется. Люда, покажи фотографию. (Это он говорит по-украински) Я ландшафтный садовод, биолог, своя компания была, с сыном…Вот пришел сюда, может куда садовником возьмут?

Его жена, тоже очень красивая женщина, тоже на восьмом десятке:

—Понимаете, у нас ведь 12 февраля годовщина свадьбы, вот мы и решили в Лондон…всю жизнь мечтали. Приехали туристами, на три недели. Ключи, как всегда, соседям оставили. Они в Польше сейчас, вот фотографию прислали… Вот посмотрите. Все, что от нашего дома осталось… Но я не жалуюсь. Ведь могло быть хуже. Живем у местного викария. Прекрасный человек, грех жаловаться, но это чужой дом. Понимаете, чужой. Все чужое. И языка не знаем. Все, что говорят, как шум… Через шесть месяцев надо думать, куда потом…

Они сдержаны. Они так рассказывают о своем доме, о саде, о саженцах, о пруде с карпами и мостиком, «точно как на картине Моне», как будто ВСЕ ЭТО ЕЩЕ ЕСТЬ…

Мне жутко. Я же видела эту черную фотографию.

И у стенда ботанического сада, и у стенда ландшафтников университета их вежливо выслушивают: «Нет, ничего для вас, к сожалению, извините».

Андрий и Людмила тяжело поднимаются, стул Андрия занимает молодая темноволосая красавица из Харькова, с отличным английским.

Представители Ground Maintenance Ltd с облегчением улыбаются и протягивают для заполнения анкету.

***

Очень худая, жилистая женщина, лет шестидесяти пяти. Назовем ее Клара. Одета спортивно. Бродит от стенда к стенду с темным лицом.

—Вам помочь?

—Да как тут мне поможешь! — махнула рукой. — Если только за один день английскому научите. Впрочем, может, в гостинице где-нибудь, в ресторане есть работа для таких, как я? Нет, по-английски я совсем ничего…Совсем.

Она работала экономистом в украинском правительстве, на пенсии переехала в Херсонскую область. Повезло бежать через Польшу. Единственный сын в ВСУ.

Сейчас она живет в деревне, недалеко от Кембриджа, сюда приехала на велосипеде, за 20 километров.
—Я всю жизнь лыжами увлекалась, так хоть здоровье на физический труд пока есть. Скажите ей, я на любую работу согласна. Денег, что правительство выдает, не хватает. Дорого у вас тут все. Да и хозяевам я, кажется, уже в тягость. Но я их понимаю. Надо другое место искать.

В глазах — все тот же немой вопрос, на который нет ответа. Но быстро добавляет:

—Я не жалуюсь, грех жаловаться. Стыдно даже от тех, кто там остался, под бомбами…За все стыдно. Я вон в таком красивом месте живу, на курсы пошла… Сыночка позвонил утром. Радость.

Ей везет. Местная сеть дешевых гостиниц предлагает заполнить анкету на место уборщицы в номерах. Отель от того дома, где она живет, еще дальше. Начало работы в шесть утра.

—Ничего,-ничего, вы им скажите, у меня велосипед…

Она улыбается и изображает жестом езду на велосипеде. И добавляет, для меня.

—Это я на первую же выплату купила, чтобы ни от кого не зависеть.

Представительница отеля, полноватая англичанка средних лет, с бесцветными волосами и недовыпеченным лицом, смотрит, на нас и говорит по-английски тихо-тихо, не мне, а мирозданию, наверное:

—Господи, какая все это трагедия.

Я помогаю Кларе заполнить анкету. И она уходит, а я перехожу к другому стенду.

Потом не выдерживаю, возвращаюсь к сострадательной представительнице отеля.

На стуле перед ней уже сидит молодая женщина, с ней девочка в розовой шапочке, лет шести. Для детей на столе лежат карандаши в подарок.

—Мама, можно мне взять? — спрашивает девочка по-украински.

Англичанка понимает без перевода:

—Конечно-конечно. Это для тебя, дорогая. А вот еще брелочек возьми, это тоже в подарок.

Радостная девочка берет карандаши, брелочек.

И тогда я говорю представительнице по-английски.

—Извините пожалуйста, но это не просто трагедия, это преступление, и мы обе знаем, кто его совершил.

Представительница отеля согласно, печально кивает.

А я иду к другим людям, которые бродят по залу с единственным вопросом в глазах, на который им никто не может ответить. К людям, жизнь которых разрушили, лишили главного, вышибли все опоры…
Их здесь много.

UPD. Я боялась, что со мной не захотят говорить по-русски, откажутся и потребуют украинского переводчика. Внутренне была к этому готова. Этого со мной не произошло ни разу. Тогда и решила, что пора учить украинский. Пора.

UPD. Спросила кризисного психолога, который помогает реабилитации беженцев —что вызывает самый тяжелый стресс в их состоянии? И он ответил, что из его опыта — когда человек из опасной для жизни ситуации попадает в безопасную, полная неопределенность будущего бьет очень сильно. Подвешенное состояние, пребывание в «лимбе». Полная невозможность каких-либо планов, особенно в зрелом возрасте и «виноватость выживших» — самый тяжелый стресс. Человек не может жить без хотя бы какой -то концепции будущего, хотя бы на полгода. А у них и этого нет. И еще, многим мучительно стыдно за свою безопасность и благополучие перед теми, кто там остался.

И у всех, с кем я говорила и кому пыталась помочь, мечта только одна.
Дом. О доме. Домой.

Рисунок Анны Десницкой