Анатолий Головков. ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ АЛЕКСЕЯ ГЕРМАНА

Алексею Юрьевичу всего бы 84 стукнуло.

А что такое восемьдесят четыре? В Израиле, где я живу, — что Герман раньше трудновато мог представить! — такие по горам лазят, ставят правнуков на горные лыжи, гоняют на велосипеде.

Мог бы дожить, но не дожил.

Сердце истратил.

Позвонить бы Свете Кармалите: ну, как ты там без Леши-то?
Но Санкт-Петербург, «Ленфильм» и мир уже и без Светы.
Неразрывны они.

— Ты меня не жалей.
— Я тебя и не жалей, хоть водой полей среди полей.

Не случайно мой товарищ Саша Радов назвал фильм о них «Герман и Кармалита». Как «Мастер и Маргарита».
Все они теперь, наверное, свои дни рождения отмечают на небесах. Светка картошку с луком жарит. Огурца соленого из банки пальцами достает — наши с Лёшой толсты, не пролезают, а пальцАми вкуснее и правильнее!

Может быть, не хуже, чем на земле. Только по нам, скучают. И на небесах, небось, правду-матку режут в глаза.
Это Герману бывало по душе, он это любил. И от своих актеров требовал — до ярости, до деспотизма. Но если хочешь на такой проект, где все друг с другом согласны, то это не к Герману.

Лёша снимал потрясающе. А как писал!
Наверное, потому что проникал внутрь времени. И жил внутри, пока не снимется последняя сцена.

«Мой друг Иван Лапшин» — реквием по всем нам, высокая планка для многих.
«Хрусталёв, машину!» можно изучать во ВГИКе покадрово.
И «Трудно быть богом», не совсем понятый современниками шедевр. А ведь 24-го, когда по Украине попёрлись, в Лёшины, кстати, февральские скорбные дни — еще как припомнили и поняли, за что он взялся и что имел в виду.

Никто так долго над картинами не работал, как он, снимая этажи своих сновидений.
Герман оправдывался: «Все формы себя изживают. Ну, будь я Чехов, наверное, я мог бы написать несколько пьес, штук пять, и маленькие рассказики. Но я не Чехов. Я снимаю кино, и какие-то планы кинематографические оказываются устаревшими… Моя жизнь вообще такая: когда спящий проснется».
Герман — и люди его класса, — это клан учителей, каста правдоискателей.
Поэтому формулу Самойловскую можно произносить возле каждого камня: «Нету их. И всё разрешено».

Ладно. Лучше представить, как бы вот с рюмочкой по-прежнему сидим мы за столом… Найти его фотографии, — то у меня в Мещерском, то в Переделкино, то в Питере.
Ничего уже не исправить, всё прошло.
Улыбнемся друг другу.  Слава Господу, что мы никогда не были в «белых польтах». Как бы в куртецах.
Так и осталися.
А другие уж как хотят.
С днем рождения!