Автор: Зима надвигается. Снова
какой-нибудь угол глухой
под слезы ребенка больного
покроется снежной трухой.
И после всех выплат и выдач
в итоге останется хер.
Простите, Борис Леонидыч,
невежливый этот пример.
Застрянут в грязи, недоехав,
недопив, рыдая в туман,
осенние сумерки чехов
и прочих восточных славян.
Потомок на вашу могилу
сирень принесет в стаканé,
и тоже, дыша через силу,
напишет стихи о войне.
Кладбищенской тропки изгибы
вложить попытается в стих,
и скажет земное спасибо
за то, что остался в живых.
За ветер, за позднюю славу,
за рощу в конце сентября,
за выстрел – не ради забавы,
а чтобы не мучился зря.
Над городом тучи нависли.
На дачах шинкуют и спят.
Не будем считаться, Борис Ле-
онидыч, я сам виноват.
Уж лучше, сквозь мир наизнанку,
где кровью шумит водосток,
нащупать снотворного банку
да тихо заплакать в платок…
Бахыт Кенжеев. Памяти Пастернака
Зима надвигается. Снова
какой-нибудь угол глухой
под слезы ребенка больного
покроется снежной трухой.
И после всех выплат и выдач
в итоге останется хер.
Простите, Борис Леонидыч,
невежливый этот пример.
Застрянут в грязи, недоехав,
недопив, рыдая в туман,
осенние сумерки чехов
и прочих восточных славян.
Потомок на вашу могилу
сирень принесет в стаканé,
и тоже, дыша через силу,
напишет стихи о войне.
Кладбищенской тропки изгибы
вложить попытается в стих,
и скажет земное спасибо
за то, что остался в живых.
За ветер, за позднюю славу,
за рощу в конце сентября,
за выстрел – не ради забавы,
а чтобы не мучился зря.
Над городом тучи нависли.
На дачах шинкуют и спят.
Не будем считаться, Борис Ле-
онидыч, я сам виноват.
Уж лучше, сквозь мир наизнанку,
где кровью шумит водосток,
нащупать снотворного банку
да тихо заплакать в платок…