Автор: Застенчивый ангел с губною гармошкой –
в юродивом мире, в больничной палате
и жизнь понарошку, и смерть понарошку,
и ты здесь случаен, и я здесь некстати.
Шепни на ушко мне высокую ересь,
земным преумножен, небесным унижен.
Над пустошью дышит задумчивый вереск
и светятся желтым созвездия хижин.
Исчезнув на пару в одной круговерти,
мы станем для мира последнею пядью –
и ты – от бессмертья шагающий к смерти,
и я – от распутья идущий к распятью.
http://poetrylibrary.ru/blog/1004670
Юдовский Михаил
Чапаев и Буденный, а еще Котовский
Землянка. В тесной печурке вьется огонь. На полу сидят бойцы-красноармейцы и, затаив дыхание, слушают рассказчика Буденного. За спиною Буденного стоит Чапаев, поигрывая перочинным ножичком.
Б у д е н н ы й: Вот в восемнадцатом году, помнится…
Ч а п а е в: Ничего вам, дураку, не помнится. (Подбрасывает на ладони ножик.)
ЧАПАЕВ И БУДЕННЫЙ И ЕЛИЗАВЕТА ИВАНОВНА
Ночь. Широкое поле за территорией части. Месяц освещает таинственными
серебристыми лучами стога сена. У одного из стогов раположились Семен Михайлович Буденный и Елизавета Ивановна Чапаева-Неупокой
Б у д е н н ы й: Елизавета Ивановна!
Е л и з а в е т а И в а н о в н а: Да, Семен Михайлович?
Б у д е н н ы й: Ах, Елизавета Ивановна!
Е л и з а в е т а И в а н о в н а: Да, я вас слушаю.
Б у д е н н ы й: Елизавета Ивановна, вы любите ночь?
Е л и з а в е т а И в а н о в н а: Да, с некоторых пор это мое любимое время суток.
Б у д е н н ы й: А с каких пор, Елизавета Ивановна?
Прибегает Чапаев в ночной сорочке и портупее с шашкой на боку
Ч а п а е в: Что? Что такое? (яростно смотрит на Буденного, затем на сестру):
Что он хотел с тобой сделать, Лиза?
Е л и з а в е т а И в а н о в н а: Он уже сделал.
Ч а п а е в: Что? Что он сделал?
Е л и з а в е т а И в а н о в н а: Он позвал меня встретиться у этого стога сена…
Ч а п а е в (свирепея): Та-ак!
Богиня и юродивый (Михаил Юдовский) Проза.ру
– Дунэчко, донэчко, так то ж воны от восторга, – утешала дочку Алена Тарасовна.
– Воны же млеют от тебя. Та ты сама на себя у зэркало подывысь. – Она совала Дуне под нос круглое зеркальце, восхищенно глядела на дочку и с умилением произносила: – Богыня!…
====
Однажды, впрочем, случился конфуз, когда по настоянию свыше Илья Наумович вынужден был пригласить высокопоставленного чтеца, к слову сказать, народного артиста республики. Тот, крупный, вальяжный и очарованный собою, с некоторым пренебрежением вышел на клубную сцену провинциального городка и, явно одаривая собою присутствующих, принялся декламировать из Маяковского:
– Разворачивайтесь на марше! Словесной не место кляузе…Не успел столичный чтец дойти до «товарища маузера», как из публики в него
полетел ботинок. Народный до того опешил от такого признания его таланта…
На его место выскочил Илья Наумович..,Он бросился за кулисы, где народный клокотал от праведного гнева. – Слушайте, – сказал Илья Наумович, – не надо так обижаться.. Это же провинция, дикий народ. Ради Бога, простите их. Вы, скажу я вам, и сами хороши: вышли, надулись, как индюк….Рассказали бы чего-нибудь попроще. Например, анекдот. Например, анекдот про жопу. Выйдете и расскажите им анекдот про жопу. Вас тут же полюбят.
– Что?! – громыхнул чтец. – Чтоб я… народный артист республики… рассказывал со сцены анекдоты про жопу?!!
– А что вас так смутила жопа? Вы бывали в местах поинтересней? Ладно, не хотите
про жопу, расскажите анекдот про что-нибудь другое. Тихо, тихо, не надо этих эмоций, я уже по вашему радостному лицу всё понял. Не рассказывайте никаких анекдотов. Только сидите здесь и никуда не уходите, я сейчас всё устрою…
****
М. Юдовский
Tут он глаз приоткрыл. В нем чернел, как сгоревшая спичка
Среди серого дыма, пустой безразличный зрачок.
«Ну чего ты, дружок? Что ты снова нахохлилась, птичка?
Ах ты попка-дурак. Ах ты бедненький мой дурачок…»
— Мне на это в ответ прорычать захотелось по-волчьи:
«Сам дурак! Сам ты попка! Юродивый! Бес! Сатана!»
Только вышел лишь сдавленный клекот, и старая сволочь
Мне налила воды и подбросила в клетку зерна…
Застенчивый ангел с губною гармошкой –
в юродивом мире, в больничной палате
и жизнь понарошку, и смерть понарошку,
и ты здесь случаен, и я здесь некстати.
Шепни на ушко мне высокую ересь,
земным преумножен, небесным унижен.
Над пустошью дышит задумчивый вереск
и светятся желтым созвездия хижин.
Исчезнув на пару в одной круговерти,
мы станем для мира последнею пядью –
и ты – от бессмертья шагающий к смерти,
и я – от распутья идущий к распятью.