Михаил Бару. Два текста

Второй час ночи. Дом спит. Тихо. Только к соседу пришла подруга и монотонно стучит ногой в его железную дверь, монотонно повторяя: «Витя, блядь, открой…». Только сосед открывает наконец дверь и начинает кричать своей подруге: «Какого хера ты долбишь в дверь среди ночи, всех соседей, сука, перебудила уже!». Только соседка не может остановиться и все повторяет и повторяет: «Витя, блядь, открой…». Только во дворе, в густом тумане, истошно играет в чьей то машине музыка и кто то поет мужским женским голосом: «Ну, пришли хотя бы смайлик на мой одинокий серебристый телефон». Только мотоциклисты с диким ревом проносятся по улице взад и вперед, соревнуясь, кто первый проломит себе голову, врезавшись в фонарный столб. Только туман такой густой и такой плотный, что лучи света от фонаря не разбегаются в разные стороны, как обычно, а образуют густую пушистую белую одуванчиковую шапку вокруг лампы. Только мысли такие сонные, такие спутанные и такие неповоротливые, что не разбегаются в разные стороны, как обычно, а образуют вокруг головы… но в зеркале этого не видно, даже если направить свет лампы прямо на то место, где когда то были волосы. Только сосед…

**********************************************************************

Оттепель. Настроение, еще вчера застывшее на морозе до голубых игольчатых и сверкающих кристаллов, теперь подтаяло и растекается большой черной лужей, из которой пьют воробьи, в которую уже кто то бросил окурок и обертку от «чупа чупса», по которой идут, брызгаясь во все стороны, прохожие в резиновых сапогах и проехала божья коровка «матиза» с надписью «Пицца».

И дворник, у которого на небритом лице написана экзистенциальная тоска по ста пятидесяти… нет, по двумстам граммам водки, бутылке пива и двум килькам на горбушке черного, разметает остатки этой лужи по лоснящемуся жирному асфальту, усыпанному крошками противогололедного реагента.