А музыка играет в ресторане,
И умца-умца — пулею в висок,
Певец поёт, как волк, блестя зубами:
«Малиновки заслышав голосок…».
Танцуют лихо Ойген и Наташа,
Приехали они из разных стран,
В Сибири родилась красотка наша,
А за спиною дяди — Казахстан,
Они уже давно не молодые,
СССР сменив на ФРГ,
Но именно сейчас они живые,
Под эту песню, в этом кабаке.
Танцуют все! От смеха льются слёзы,
И радостного праздника гарант,
Певец запел про «Розовые розы»,
И водочки несёт официант.
А на столе горой — салат «Столичный»,
В тарелочке бараний шашлычок,
Отличный, и общественный, и личный,
Сегодня вечер, не гаси бычок,
Дай докурить на улице у входа,
Где за забором катится эс-бан,
Хоть на дворе дождливая погода,
Берлин — лекарство от душевных ран.
У Ойгена в Чимкенте сгинул папа —
Как растворился в шестьдесят втором,
А дед и бабка не пришли с этапа,
На треть был полон трупами вагон,
Когда народец повезли с Поволжья,
Собаки лаяли, и хмурился конвой,
Внезапно еле сдерживаю дрожь я,
Когда курю под дождиком с тобой.
А мать Наташи родилась на зоне,
Там даже был для рожениц барак,
И солнце щерилось с небес, как вор в законе,
И таял снег (я кашляю в кулак —
Пора назад, и вот опять внутри мы,
Давай-ка, брат, шарахнем по одной!).
…Тайга и степь летят как клочья дыма,
Но снова мы в Германии родной.
Гуляет молодёжь, гуляют пенсы,
Официант споткнулся на бегу,
И даже гэдээровские немцы
В экстаз вошли тихонечко в углу.
Кричит младенец — надо полотенец,
Кому-то в гроб, кому-то под венец,
Ух, пляшет в ресторане русский немец!
И Цоя наконец запел певец:
«Группа крови на рукаве,
Твой порядковый номер на рукаве…»
Где же шапка-то моя? В рукаве…
Шарф ещё мой… Он в другом рукаве…
Шаг неровный… Ой-ой-ой… Я — домой…
Отдохнули хорошо, Боже мой…
Будем жить, по дереву постучи,
Где-то были от машины ключи…
Ой, два евро… Я зову их рублём…
Да, ты прав, уже нельзя за рулём…
…Нам ночью в городе ни стула, ни стола нет,
Идти пешком довольно далеко,
А музыка затихла в ресторане
С названием любимым «Сулико».
Над нами звёзды, брат, неугасимы,
Пускай тебя я вижу в первый раз,
По интернету вызовем такси мы,
Хоть на Луну доставит, хоть на Марс,
Что праздновали — свадьбу? День рожденья?
А может, умца-умца, юбилей?
Уходят по этапу поколенья,
И кровь на языке — солёный клей.
Наташа, Ойген, скрылись вдруг куда вы?
Летит такси, дым валит из трубы.
Какие наши годы? Что за страны?
Мне машут мертвецы из-под травы.
Я напеваю «Жёлтые тюльпаны»,
Никак не вырвать их из головы.
Александр Смирнов (Дельфинов)
А музыка играет в ресторане,
И умца-умца — пулею в висок,
Певец поёт, как волк, блестя зубами:
«Малиновки заслышав голосок…».
Танцуют лихо Ойген и Наташа,
Приехали они из разных стран,
В Сибири родилась красотка наша,
А за спиною дяди — Казахстан,
Они уже давно не молодые,
СССР сменив на ФРГ,
Но именно сейчас они живые,
Под эту песню, в этом кабаке.
Танцуют все! От смеха льются слёзы,
И радостного праздника гарант,
Певец запел про «Розовые розы»,
И водочки несёт официант.
А на столе горой — салат «Столичный»,
В тарелочке бараний шашлычок,
Отличный, и общественный, и личный,
Сегодня вечер, не гаси бычок,
Дай докурить на улице у входа,
Где за забором катится эс-бан,
Хоть на дворе дождливая погода,
Берлин — лекарство от душевных ран.
У Ойгена в Чимкенте сгинул папа —
Как растворился в шестьдесят втором,
А дед и бабка не пришли с этапа,
На треть был полон трупами вагон,
Когда народец повезли с Поволжья,
Собаки лаяли, и хмурился конвой,
Внезапно еле сдерживаю дрожь я,
Когда курю под дождиком с тобой.
А мать Наташи родилась на зоне,
Там даже был для рожениц барак,
И солнце щерилось с небес, как вор в законе,
И таял снег (я кашляю в кулак —
Пора назад, и вот опять внутри мы,
Давай-ка, брат, шарахнем по одной!).
…Тайга и степь летят как клочья дыма,
Но снова мы в Германии родной.
Читать дальше в блоге.