Свет выключен, под потолком тяжело кучкуются пухлые комья, влажные глиняные мысли неспящих женщин. Они сегодня устали — много говорили и вспоминали о любви, в основном о своей, но порой отвлекались на чужую. Для описания самых романтических и эротических моментов ими использовалось полтора десятка слов и междометий, во всех рассказах сквозь слова лился практически осязаемый алкоголь. Они ввязались в игру «давай, терь ты расскажи свой первый раз», им от 57 до 88, три в гостях у двух (я в холле и не скажу все равно). Хохот, железные зубы, битье по ляжкам. Что-то про баню, визг и восторг. Теперь половина храпит (так жарят батареи, что двери в двери палат открыты), а вторая плодит эти тягучие душные мысли о том, что надо бы увольняться с мосводоканала, но ведь сядет дочь на шею, превратишься в домработницу, а так хоть на людях, хоть повод есть накраситься-причепуриться, хоть есть кого матом весело послать, когда будет перебой с электричеством… а так — внук вообще поселится, а Галька шалава загуляет… в другом углу потолка копятся идеи продать квартиру и навсегда отвалить в Гусь Хрустальный, к маминой и бабкиной могилам поближе, да только Сережка муж не схочет, ну а если ему новый мотор на лодку пообещать, мож, тогда, да как-то надо, чтоб Петька не узнал, а то начнётся — кто бабину сберкнижку трогал да по какому праву, пока камня не поставили, трогать не могли, и будет прав… а как смешно посидели, вспомнили охальное, срамно ругались и чаю пили с шиповником. А эта нос воротит-уходит, ей поди рассказать-то неча, детей откуда надуло-то.
И изо всех сил пытаешься не добавлять свою мелочевку к их сизым сырым выхлопам бессонных мыслей, но стайки мыльных пузырей неизбежно выпиливаются — успеть бы подарки, гнусный стол #9 — как его впрясть в новогоднее, не успевают отпустить на полтос любимого друга, а М срочно надо к ее психологу, пока не случилось снова срыва… а за мой первый раз 30 лет тому я сама с собой вздохну и поржу в кулачок, а жалкое гадание на Бродском приносит только полнейшее отрицание женской составляющей. И пузыри лопаются об чужие ватные чувалы, в них много майонеза, незашитых надорванных карманов, россыпи таблеток, толстенные стекла очков из перехода, судоку и Владимир Соловьёв, моющиеся тапочки и кусок хозяйственного мыла, соль в коробочке от киндер-сюрприза и долгие, долгие вздохи по ночам, тягостное молчание всех неспящих, у кого все давно прошло, заветрилось, испохабилось и висит легкой взвесью бывших воспоминаний о л ю б в и.
Больничная зарисовка Натальи Ким, дочери Юлия Кима