Автор: Все мы живем от заветного до беззаветного.
Пальцы мои хотят коснуться запретного,
сжать этот полный рубиновых зерен гранат.
Ноют – запястье, хребет и коленная чашечка.
«Ну, и куда ж ты летишь, моя певчая пташечка?».
Да, я лечу – потому что пернат.
Я улетаю из рая нерайскою птицею,
я приземляюсь на голую ветвь небылицею
и небылицы – пою, и пою, и пою,
и прожигаю отверстия в этом сиреневом
воздухе – в этом сутулом пространстве шагреневом.
«Чью же ты жизнь прожигаешь, мой певчий?»
«Свою».
Я не сфальшивлю – ни нотою, ни полунотою.
Сердце гранатовым плодом с такою охотою
бьется на ветке, что этот гранатовый бой
слышен повсюду. И голос за адскою печью
спросит насмешливо: «Мальчик пернатый и певчий,
чем-то пожертвовать можешь?»
«Конечно – собой».
Михаил Юдовский
Все мы живем от заветного до беззаветного.
Пальцы мои хотят коснуться запретного,
сжать этот полный рубиновых зерен гранат.
Ноют – запястье, хребет и коленная чашечка.
«Ну, и куда ж ты летишь, моя певчая пташечка?».
Да, я лечу – потому что пернат.
Я улетаю из рая нерайскою птицею,
я приземляюсь на голую ветвь небылицею
и небылицы – пою, и пою, и пою,
и прожигаю отверстия в этом сиреневом
воздухе – в этом сутулом пространстве шагреневом.
«Чью же ты жизнь прожигаешь, мой певчий?»
«Свою».
Я не сфальшивлю – ни нотою, ни полунотою.
Сердце гранатовым плодом с такою охотою
бьется на ветке, что этот гранатовый бой
слышен повсюду. И голос за адскою печью
спросит насмешливо: «Мальчик пернатый и певчий,
чем-то пожертвовать можешь?»
«Конечно – собой».