Автор: До того, как делать выводы, чем нам грозят некоторые институциональные изменения, остановимся ещё на том, что происходит.
Что можно возразить комментариям «да разве может быть иначе во время войны»?
Вот уж не знаю, может ли быть иначе сейчас, но раньше никто не отказался бы сесть рядом с Томасом Манном, потому что он немец, а Гитлера не сверг. И ни разу не слышно было требований «отменить» Марлен Дитрих, дескать, на одной с ней площадке выступать – страшный зашквар. Это как раз нынче у нас на потоке такие новости, прежде невообразимые. Доходящие до абсурда, вроде отмены выступления Линор Горалик, которая родилась в Украине, а к РФ вообще никакого отношения не имеет. Оказалось, достаточно «языка-агрессора». Тоже неслыханное доселе понятие. По этой логике Манна с Дитрих и Эйнштейном пожизненно надо было держать в лагерях интернированных. Тем более, что РФ пока до масштабов свершений Третьего Рейха не дошла, и даже не приближается.
Существенных изменений в отношении к войне вообще и к стране, её начавшей, в послевоенном периоде было два.
Первое – это фиксация в международном документе приоритета прав человека. Это важнейшее событие было подготовлено веками продвижения и становления парадигмы Модерна. Декларация ООН всего лишь фиксировала, подтвердила признание того, к чему цивилизованное человечество шло последние пятьсот лет. Немцы в этом свете не могли быть признаны «не-людьми» — повезло им! – и официально человеческих прав не лишались.
Второе – это беспрецедентная в истории ответственность, возложенная на наследников государства-агрессора. Выраженная не в репарациях и контрибуциях – они не впервые взимались победителями с побеждённых. До 20 века под «правом победителя» возместить свои убытки за счёт побеждённого не подразумевалось ничего морально-нравственного: побеждённый был «виноват» уж тем, что проиграл. Могло случиться наоборот, и никто бы со стороны не осудил разграбления другими победителями взятого города. Но после Первой Мировой Германию назначили перед всеми виновной именно в нравственном смысле. Скажем честно, без существенных к тому оснований. Униженной Германии после этого как бы только и оставалось, что подтвердить свой агрессивный образ «мирового зла». И тут уж она, да, постаралась. В чём институциональное (внутри Германии) поощрение эмоций униженных немцев, заметим, сыграло не последнюю роль. Дорого стоивший опыт учли и после 1945 решили больше так не усердствовать. Все обязанности, возложенные на возрождаемую Германию, казались достаточно разумными. Первые десятилетия. А потом так привыкли, что Германия всем всё должна и по определению виновата, что уже не задавались вопросом: а теперь-то за что, собственно? И с какой стати, когда в живых уже не только поджигателей, но и свидетелей той войны почти не осталось?
В лирическом отступлении тут стоило бы заметить, что уже давно не немцы должны были перед обиженными народами на колени падать и что-то им выплачивать, а всей Европе пора бы немцам поклониться. За всю огромную работу по самовосстановлению и исправлению последствий нацизма и войны. Никто не справился с эти лучше. Ещё и потому, что при наличии главного официального виновника никто и не собирался исправлять собственные ошибки и преступления. Даже просто признавать их: все победители и пострадавшие государства автоматически зачислились в чистенькие и безгрешные. Своих живодёров, творивших не менее ужасные вещи с мирным населением, запросто назвали национальными героями. Всего лишь стоило «доказать», что творили они то же самое не вместе с немцами, а в сторонке и по собственной инициативе.
Вот в этом комплексе сложилось за несколько десятилетий общее отношение к войне вообще. Во-первых, война стала считаться чем-то экстраординарным до невозможности. Словно в норме войн никогда не бывало. Во-вторых, если это невероятное событие случается, то у него только один виновник, он же – беспричинный злоумышленник и олицетворение мирового зла. В-третьих, что следует из двух первых установок, силы мирового добра (а это по определению – все остальные) должны зло победить, восторжествовать и наказать. Никакие иные варианты не мыслятся.
Тут бы не хотелось никого расстраивать, но придётся сказать, что эта «антивоенная» мифология – новенькая, совсем свежая, ей от роду нет ещё и 80 лет. Потому она такая глупая. И вся целиком не имеет никакого отношения к реальности. Хотя бы, во-первых, потому, что вся история государственных образований с древнейших времён – это войны с короткими, локальными перерывами. Не сферическая в вакууме война всех против всех, а именно что – почти непрерывные войны между теми, кто захватывал под свой контроль, под управление и разграбление территории с проживавшим на них населением. В этом и есть первичный злой умысел, породивший войну как способ распространения своей власти.
Во-вторых, что более важно, война – следствие столкновения интересов власть имущих акторов, и уже потому не может никогда иметь единственного виновника. Потому что каждый считает свои интересы справедливыми, но объективно ничьи безусловно справедливыми быть не могут. Нет здесь позиции для объективного суждения. Договорная дипломатия временно заменяет войну, когда между властвующими акторами складывается баланс интересов и сил, и пока он не нарушается. А он нарушается постоянно, потому что акторы меняются, их становится больше – появляются новые, они заявляют о своих интересах, нарушающих прежние консенсусы – в этом процессе постепенно вызревает будущая война. От неё может удерживать силовой диктат до изменения баланса сил. Который тоже перманентно изменчив, потому что силы обновляются и накапливаются, иногда демонстративно, иногда непредсказуемо. По этой причине невозможен «мировой полицейский». Пусть и олицетворяющий для кого-то «силы добра».
Из этого следует, что, как это ни прискорбно, никакая победа добра мирозданием не гарантирована. А по большому счёту вовсе невозможна.
Что, если отказаться от устоявшихся мифологий, хорошо заметно по истории Второй Мировой. В которой побеждено было почти беспрецедентное зло, но отнюдь не силами добра. А в огромной степени за счёт гекатомбы крепостного советского мужика. Которому нечего было терять, и потому своей беспросветной жизнью перед прямой угрозой технологичного истребления он дорожил меньше, чем благополучные европейцы. Никакая «победа добра» для него с окончанием войны не наступила. Впрочем, как не наступила она ни для китайцев, ни для индусов, ни для народов Африки, и Ближнего и Дальнего Востока. А в Австралии и Латинской Америке вообще никто никаких существенных перемен не заметил.
С этим диагнозом можно перейти к разговору о подстерегающих нас перспективах.
P.S. из сегодняшней Гостевой:
Zvi Ben-Dov: 09.03.2024 в 09:19
Конец пятьдесят второго. Я работаю под Гомелем — в школе механизации. Преподаю Основы
— Извините… После статьи в Правде я должен вас уволить, но… напишете заявление ПО СОБСТВЕННОМУ ЖЕЛАНИЮ.
Давайте, Евгений, я, чтобы быть fair, начну с согласия, что Вы правы в отношении Томаса Манна. Любопытно, что эссе под названием «Братец Гитлер» в переводе С. Апта было опубликовано в 2009 г. в сборнике «Аристократия духа». Я же его разыскивал под этим названием по-английски в ноябре 1993 г., и тогда получил от библиографа такую записку (перевожу):
«Г-н Рабинович,
Эссе «Брат Гитлер» («Brother Hitler») под этим названием опубликовано не было. Неопубликованная копия рукописи хранится в Йельском университете. При публикации заглавие было изменено на «Брат» («A Brother»), и Вы его найдёте на стр. 153 прилагаемой книги». Источник — книга автора Hans Burgin. Записку я приколол к копии статьи на английском, которую сейчас держу в руках. Дата — 1938.
Но Вы думаете, что я соглашусь с Вами по поводу Эйнштейна? Ах, его «никто не увольнял в Германии, он ушел из Прусской академии по собственному желанию»! Моя мама, бухгалтер, тоже в начале 1953 г. ушла с работы «по собственному желанию» и восемь месяцев другую работу найти не могла. А сколько врачей в то время были счастливы, что им позволили уйти с формулировкой «уволен «по собственному желанию»»! Неужели Вы думаете, что при том блеске, который представляла собой немецкая наука до Гитлера, Эйнштейн ушел бы из неё «по собственному желанию»? Я не знаю, апокриф это или правда, но мне рассказывали, что когда был поставлен вопрос об исключении Сахарова из числа советских академиков, кто-то робко возразил: «Но ведь такого прецедента не было». На что Капица громко сказал: «Почему не было? Эйнштейна исключили из Прусской Академии!»
Элиэзер Рабинович: 9 марта 2024 в 5:32 Изменить
Давайте, Евгений, я, чтобы быть fair, начну с согласия, что Вы правы в отношении Томаса Манна.
Дорогой Элиэзер, спасибо, что без обычной для нас жестковыйности согласились со мной в отношении Томаса Манна. Но дальше Вы начинаете меня «агитировать за Эйнштейна»: Но Вы думаете, что я соглашусь с Вами по поводу Эйнштейна? Ах, его «никто не увольнял в Германии, он ушел из Прусской академии по собственному желанию»! Я только отметил факт, что Ваше утверждение неверно по форме, Эйнштейна не увольняли, а он сам написал заявление об уходе по собственному желанию. Отмечаю я это потому, что Ваше мнение распространенное, Вы и сами подтвердили его, рассказав анекдот про Сахарова и Эйнштейна. Конечно, я знаю все детали и причины увольнения Эйнштейна из Прусской академии. Вот из Баварской его, действительно, уволили. О положении Эйнштейна в 1933 году, когда он оказался БОМЖем, лицом без определенного места жительства и работы, я написал целую книгу «Альберт Эйнштейн в фокусе истории ХХ века». В «Семи искусствах» есть чуть ли не десяток моих статей на эту тему под общим названием «Альберт Эйнштейн без определенного местожительства». Так что Вам не стоит из моей реплики, что Эйнштейна никто не увольнял из Прусской академии, делать вывод, что я не знаю истинной причины этого поступка. Развенчивать придуманные за оппонента мнения — занятие простое, но недостойное такого специалиста, как Вы. А чтобы закончить на позитивной ноте, покажу Вам мою статью о том, как пытались уволить Сахарова из Советской академии, и почему этого не произошло: https://znamlit.ru/publication.php?id=6577 Когда-то эта статья в журнале «Знамя» стала самой читаемой статьей месяца в русских толстых журналах. Там легенда об Эйнштейне играет важную роль.
Удачи!
Автор недостаточно осведомлена. Эйнштейн был уволен в Германии как еврей, так что был легко принят на работу в США, но Томас Манн, который вначале написал статью «Брат Гитлер», опубликованную под названием просто «Брат», в котором он, было, видел в Гитлере собрата по искусству, не встретил универсального приема в эмиграции. Великий дирижер, глава Берлинского оркестра Фюртхванглер, должен был после войны пройти через сложный процесс денацификации, прежде чем ему было позволено вернуться к управлению оркестром. Так что политика всегда играла роль, и я не думаю, что украинцев сейчас надо учить. На первом месте должно стоять прекращение войны.
Элиэзер Рабинович: 8 марта 2024 в 18:09 Изменить
Автор недостаточно осведомлена. Эйнштейн был уволен в Германии как еврей, так что был легко принят на работу в США, но Томас Манн, который вначале написал статью «Брат Гитлер», опубликованную под названием просто «Брат», в котором он, было, видел в Гитлере собрата по искусству, не встретил универсального приема в эмиграции.
Простите, Элиэзер, это Вы недостаточно осведомлены. Эйнштейна никто не увольнял в Германии, он ушел из Прусской академии по собственному желанию. Могу даже показать его заявление от 28 марта 1933 года. И Томас Манн уже в 1936 году твердо встал против Гитлера. Эссе «Братец Гитлер» написано в 1939-м и в нем нет ни малейших признаков какого-то сближения с Гитлером, перечитайте эссе еще раз. Томас Манн был первым, кто указал на опасность прихода Гитлера к власти. Еще до Пивного путча в 1923 году он назвал Мюнхен «городом Гитлера». И насчет «универсального приема в эмиграции». Мало какой эмигрант был так принят в Америке, как Томас Манн. Благодаря протекции Агнесс Майер, жены владельца газеты «Вашингтон Пост» Евгения Майера, Томаса Манна взяли профессором гуманитарных наук Принстонского университета. От такого предложения писатель не смог, да и не хотел отказываться, и в сентябре 1938 года его любимый письменный стол, за которым он работал в Мюнхене и в Швейцарии, уже стоял в просторной вилле, снятой у какого-то англичанина, в университетском городке Принстон, штат Нью-Джерси. Здесь писатель жил и работал до лета 1940 года, когда принял решение переселиться в Калифорнию. Много ли Вы знаете эмигрантов, немедленно после приезда получившие профессорскую должность? И потом он не бедствовал, купил большой дом в Калифорнии… Считался почетным библиографом Библиотеки Конгресса. Короче, я не понимаю, какой «универсальный прием» он не встретил в эмиграции?
Совершенно верно!
Марина Шаповалова
До того, как делать выводы, чем нам грозят некоторые институциональные изменения, остановимся ещё на том, что происходит.
Что можно возразить комментариям «да разве может быть иначе во время войны»?
Вот уж не знаю, может ли быть иначе сейчас, но раньше никто не отказался бы сесть рядом с Томасом Манном, потому что он немец, а Гитлера не сверг. И ни разу не слышно было требований «отменить» Марлен Дитрих, дескать, на одной с ней площадке выступать – страшный зашквар. Это как раз нынче у нас на потоке такие новости, прежде невообразимые. Доходящие до абсурда, вроде отмены выступления Линор Горалик, которая родилась в Украине, а к РФ вообще никакого отношения не имеет. Оказалось, достаточно «языка-агрессора». Тоже неслыханное доселе понятие. По этой логике Манна с Дитрих и Эйнштейном пожизненно надо было держать в лагерях интернированных. Тем более, что РФ пока до масштабов свершений Третьего Рейха не дошла, и даже не приближается.
Читать дальше в блоге.