Александр Шульман. Я видел

Я видел фавна в сумрачном лесу.

Я видел зиму, и я видел лето.

Во сне я видел столкновение планеты

с другой планетой за четыре су.

 

Я был в Париже, в Мюнхене, в Москве.

Я плавал с капитаном Гаттерасом.

Но никогда не говорил я басом.

Я знаю ноты. (Правда все не те.)

 

Жизнь ускользает, возвращаясь вновь.

В круговороте смерти и рожденья —

повсюду хаос и (вкрапленьями) любовь

и радость, раз в неделю воскресенье.

 

Мне пятьдесят,

и вот вам взгляд из темноты

навстречу свету, что тревожит подсознанье.

Я одинок. (Чтоб не сказать: «Иду на Ты!»)

Продлись, продлись,

продлись очарованье.

 

Котёл вскипел, и суп почти готов.

Есть деньги, связи, люди без искусства.

Никто не наставлял мне в жизнь рогов.

(Во всяком случае — да, есть такое чувство.)

 

Что ж, я прошёл три четверти пути,

но не облазил всех ещё окраин.

До сути удалось (почти) дойти.

Мне не товарищ Ленин или Сталин.

 

Мне Бог не брат, я не люблю червей.

А только женщин и (немного) кошек.

Ещё людей подайте мне, людей

и свет не стеариновый окошек.

 

Грядёт зима, сейчас

плутаю наугад.

Но выйду к свету

непременно, непременно.

Бессмертью был бы я наверно рад.

А дочку назову Рахиль или Ровена.

(Осталось лишь влюбиться.) Старость лет

ещё вдали,

подкрадываясь ложью.

Я не люблю усов а ля Дали.

Всё в жизни просто,

хоть порою очень сложно.

(Что знают все, в ком ум

«хочу всё знать».)

Я не открою тысячу Америк,

но что-то сделаю ещё.

(Чу, время спать.

Хоть хочется смысл смыслов угадать.)

Заканчиваю просто, без истерик.

 

Дай руку, друг. Что ждёт нас впереди?

Мы зорки, но слепцы ведут куда-то.

Так бросим их! Поэзия в любви

и в золоте весеннего заката.

 

Дай руку, друг. Куда-нибудь из тьмы

пробьёмся мы

и поживём ещё на славу.

И создадим неповторимый Рим?

Ерусалим?

(Точнее мир

сияющий,

укутан в звёзд оправу.)