Автор: Недавно зашел разговор о филологе Ольге Михайловне Фрейденберг (1890-1955), и я обратил внимание вот на такую фразу в статье И. Левинской, настроенной по отношению к Фрейденберг весьма критически:
«Однако среди специалистов в области классических древностей репутация Фрейденберг неоднозначна: в диапазоне от полного неприятия ее работ до восторженного к ним отношения, главным образом среди структуралистов…
Отмечу сразу, что я принадлежу к той части профессионального цеха, для которого сочинения Фрейденберг представляются к науке отношения не имеющими… Мое отношение к сочинениям Фрейденберг не изменилось со студенческих лет, когда на заседании студенческого научного общества при кафедре истории Древней Греции и Рима истфака Ленинградского университета прошло обсуждение ее работ. Один из четырех докладов был посвящен обстоятельному критическому разбору «Поэтики сюжета и жанра», авторы трех других выбрали по одной из небольших работ Фрейденберг. Как пишет один из участников обсуждения, «Затем в трех выступлениях, авторы которых не сговаривались друг с другом предстали три фантасмагорические картины: в одной правда представала водой, в другой несчастный возлюбленный сам рубил себя топором, в третьей некое ослиное божество верхом на себе въезжало в город, символизируя тем самым половой акт. Выяснилось, что каждый раз эти фантасмагории строились на совершенно несостоятельной интерпретации текстов (Журнал «Метродор“ и нонконформистская критика структуралистского литературоведения)»
https://magazines.gorky.media/zvezda/2013/8/o-filologii-bez-ideologii.html
А вот мнение из противоположного лагеря (интервью 2004 г. с Н. Е. Копосовым — деканом ныне ликвидированного «Смольного Института»):
«Вы приводите, как видно, в пример фактической точности книгу С.С. Аверинцева «Поэтика ранневизантийской литературы». Это замечательная книга, но мне вспоминается, какому разгрому (иначе не скажешь) она в свое время (в начале 80-х годов) подверглась со стороны учеников выдающегося филолога-классика, профессора тогда еще Ленинградского университета А. И. Зайцева, за неправильные переводы и «фантазерство». «Аверинцев греческого не знает» было из числа сравнительно мягких обвинений. Эта группа издавала рукописный альманах «Метродор». Из нее вышли такие известные ныне античники, как Д.В. Панченко и Л.Я. Жмудь. На семинарах этой группы, как и на страницах альманаха, были столь же безжалостно раскритикованы О.М. Фрейденберг, А.Ф. Лосев, Ю.М. Лотман. Надо сказать, что в части фактических неаккуратностей критика метродоровцев была убедительной, хотя греческий Аверинцев, конечно же, знал. Просто по меркам среды филологов-классиков его интерпретации текстов часто бывали произвольными.»
http://www.netslova.ru/ioffe/koposov.html
Тут все понятно. Гуманитарии всегда делились на «математиков» и «поэтов», и друг друга они не любят. Одни копаются в мелочах и заботятся в первую очередь о точности представления фактического материала. Другие дают волю фантазии и стараются найти ответы на концептуальные вопросы. Историк Лев Лурье, лекции которого я когда-то слушал, говорил, что среди историков два лагеря презрительно называют друг друга «мелочеведы» и «проблемщики».
Того, кто ждет детального разбора текстовых источников, шокируют легкомысленные рассуждения об «ослином божество верхом на себе, символизируя тем самым половой акт» (заметим, что божество еще и никто иной как Иисус Христос, въезжающий на осле в Иерусалим). Однако нужны и те и другие.
Но стоп! А почему, собственно, структуралистов? Причем тут структурализм, если, казалось бы, речь идет просто о рациональной, доказательной науке против поэтического полета фантазии? Как раз структурализм и характеризуется формальным, почти математическим подходом к языку, литературному произведению, культуре. Поэтому должно-то быть наоборот! Математически и логически мыслящие формалисты-структуралисты должны бы быть в ужасе от фантасмогорий.
Но что же такое «структурализм»? Столь модное интеллектуальное веяние 1920-1960х годов, гуманитарная наука с точными методами. Для структурализма характерно рассмотрение явления через «очки» бинарных оппозиций. Также характерен отказ от исторического, эволюционного, диахронического метода, и рассмотрение бытования явления в синхронии.
Однако четкого определения структурализма нет. Например, во Франции авторы, считавшие себя структуралистами, имели совсем не такие же взгляды, как Америке. После революционных событий во Франции 1968 года, приведших к движению маятника в другую сторону и реставрации «буржуазной классики» (кстати, интересно к каким сдвигам парадигм приведет в этом смысле нынешняя война?) расцвел пост-структурализм с деконструкцией бинарный оппозицей.
В чем же дело здесь, о каких структуралистах говорит Левинская? Тут, по-видимому, структурализм противопоставляется классике как синхрония и диахрония.
Одни исследователи исследуют историю, генезис зарождения того или иного явления (например, греческого романа), а другие — способ его бытования и оппозиции, противоречия, лежащие в его основе.
Приведу еще один отрывол из интервью Копосова:
«Можно продолжить воспоминания — медиевистский истеблишмент (а вместе с ним, во всяком случае, в кулуарах, и упомянутые метродоровцы) безжалостно критиковал А.Я. Гуревича и Л.М. Баткина за то, что они «самовыражались» в своих работах, вместо того, чтобы передавать факты. Словом, все лучшее, что было в советской гуманитарной науке, подвергалось критике людей, претендовавших (чаще всего необоснованно, но иногда с полным правом) на то, чтобы быть «аккуратистами», и в этой критике смыкались очень разные позиции. … В ней был пафос протеста против крайней идеологизированности официальной науки, но подобный протест имел тенденцию распространяться с марксистского теоретизирования на любую теорию вообще. Осуждая, например, структурализм за «ошибки», допущенные Леви-Строссом или Лотманом, поборники идеологии профессионализма в известном смысле смыкались с марксистским официозом, даже если субъективно некоторые из них хотели бросить камень именно в марксистский огород.»
Говоря о полемике 1920-30х, Н. В. Брагинская пишет о том, что противопоставление позиций Фрейденберг и формалистов (таких как Шкловский) было фактически надуманным:
«В теоретических взглядах — на самом глубоком уровне — Фрейденберг и формалисты не разошлись, а разминулись. Свой метод Тынянов, его друзья и коллеги называли формальным, а старое академическое литературоведение — генетическим изучением литературы. Фрейденберг свой метод называла генетическим, а старую академическую науку — формальным изучением литературы. Этого было довольно, чтобы не читать друг друга. Но хотя для одной стороны наука предшествующего поколения была чересчур «генетичной», а для другой чересчур «формальной», и формалисты и Фрейденберг отталкивались от одного и того же: от упрощенного эволюционизма, от «пошлой хронологической однорядки», по выражению Фрейденберг, выдаваемой за историю.
Как известно, экстраполяция эволюционных идей в гуманитарные сферы очень скоро дала весьма странные результаты. И объяснение и описание явления стало отождествляться с его «историей» или «историей развития», а развитие незаметно подменяться хронологической последовательностью явлений и фактов, где предшествующее выступает причиной для последующего, а поиски причин подменяются подбором предшествующих аналогов. Изучение «преемственности», влияний, заимствований то и дело превращало логическую ошибку post hoc, ergo propter hoc в основной объяснительный принцип. Едва ли Дарвин ответствен за подобные последствия своей эволюционной теории, но отталкиваясь от его вульгаризаторов, и формалисты, и Фрейденберг проявляют живой интерес к сальтационизму и теории катастроф в биологии … В 1922 г. вышел в свет труд Л. С. Берга «Номогенез, или эволюция на основе закономерностей», содержавший критику дарвинизма. Эта была одна из любимых книг Фрейденберг, читал ее и Тынянов… Трудно, однако, допустить, что будучи филологами, Фрейденберг и Тынянов уже в 20-е годы умели правильно оценить сильные и слабые стороны теоретической работы в биологии. Скорее им был близок протест против рутины, против истин, заношенных так, что им уже нельзя верить, ибо внутренним стимулом теоретических построений формалистов и Фрейденберг (особенно вначале) была парадоксальность, вызов, гордая готовность сделать все заново и много лучше прежнего.»
https://www.opojaz.ru/freudenberg/systema.html
Пятьдесят лет спустя продолжался тот же спор, но в новых реалиях. Получается, что на советской почве полемика велась не между структуралистами и какой-то другой школой (например, генеративистами или формалистами), а фактически между теми, кто требовал педантизма и профессионализма в работе и отказа от идеологий в одном лагере и сторонниками модных, как сейчас бы сказали, трендовых подходов к большим проблемам — в другом лагере. По случайности в 1970е годы второй лагерь ассоциировался с Лотманом и тартусской школой, то есть со структуралистами.
Получается, что на советской почве полемика велась не между структуралистами и какой-то другой школой (например, генеративистами или формалистами), а фактически между теми, кто требовал педантизма и профессионализма в работе и отказа от идеологий в одном лагере и сторонниками модных, как сейчас бы сказали, трендовых подходов к большим проблемам — в другом лагере. По случайности в 1970е годы второй лагерь ассоциировался с Лотманом и тартусской школой, то есть со структуралистами.