Новые стихи Игоря Джерри Кураса

Снова спросили:
«Вы из России?» —
Да.
Получается,
да.
Я из страны,
где в ночи
голосили
призрачные
поезда.
Где уходили
в небо
теплушки,
тлела кроваво заря;
где, задыхаясь,
бились в удушье;
где соглашались
под пытками
с чушью
и умирали зазря.

Там убивали друг друга по пьяни
в нищих посёлках юнцы.
Там бесконечно деды́ воевали
и воровали отцы.
Четвертовали
кровного брата
только за то,
что живой.
И, зачиная,
рожали
солдата —
не для невесты —
для медсанбата:
и —
в эшелон,
на убой.

Я доживаю теперь на свободе,
там, где луга и пруды.
Снова пылающий день на исходе
тонет за кромкой воды.
Пахнет шиповником.
Тра́вы простые:
клевер,
чабрец,
череда…
…Птицы над самой водой проносились;
птицы спросили:
«Вы из России?»
Да.
Получается,
да.
///
Стихи новые, но к ним уже написали музыку — правда, стихи сами по себе мне нравятся куда больше:

И его же старое — но чем-то с новым перекликающееся:

Я пишу:
«Мать, у меня всё в порядке:
берегу себя, как завещал Дарвин —
не лезу под трактор, гуляя по грядкам.
Позавчера был в Нарве».

Я пишу:
«Осталось чуть больше недели,
картошка кончается, деньги тоже.
Мы не болеем и так загорели,
что все, как есть, чернокожие!
Здесь, ты знаешь, ласточки в небе
снуют. И тяжёлые висят облака.
Закаты такие, мама, что мне бы
всё это в стихах. Но не умею пока.
По дому соскучился просто жутко,
доконал меня этот колхоз начисто.
Отцу передай, что в его тужурку
девушки наши отчаянно плачутся».

Письмо маме.
Единственному адресату.
Ворох бумаг спасён из помойки.
Оно отправлено в восьмидесятые.
До перестройки.
Исписаны шариковой авторучкой,
листы пожелтели, на сгибах припухли.
Мама, ты знаешь, твои внучки
так и не научились читать эти буквы.
Мама! Зачем ты всё это хранила?!
Письма, телеграмм поздравительных астрочки…
Слышишь? — и здесь, над твоей могилой,
снуют ласточки.