Автор: Борис Геллер (Израиль). Евреев не убивало, все воротились живы
Заголовок, как понятно, взят из известного стихотворения Бориса Слуцкого. Несколько лет тому назад я пришел в «Яд Вашем», чтобы рассказать об истории своего дяди, Моше Хаимовича Геллера (он же Михаил Ефимович Голев), а для нас, членов семьи, просто Миши. В США его историю опубликовал мой покойный брат Виталий Аронзон. Наши рассказы во многом перекликаются, в чем-то рознятся, но сути дела это не меняет.
Моше, Хана и Ицхак родились в Быхове, в семье Ханы и Хаима Геллер. В двадцатые годы они перебрались в Ленинград, чтобы поступить в университет. Моше стал подающим надежды астрономом, Хана – военным врачом, а мой отец Ицхак – физиком.
В самом начале войны, после краткосрочных курсов переподготовки, молодой лейтенант морской пехоты Михаил Геллер был направлен со своим взводом в район Таллина с приказом удержать небольшой участок железной дороги. В город уже входили немцы.
Связь с командованием была потеряна. Наступила ночь. Со стороны города из густого тумана на железнодорожном полотне стали появляться бойцы.
– Что в Таллине? Куда идете?
– Город у немцев. Не ждите команды, уходите, может выберетесь.
Прождав какое-то время, Миша со своими бойцами ушел в лес, присоединившись к группе под командованием незнакомого капитана-пехотинца. Слаженного подразделение из группы не получилось. В поисках пищи, и считая, что безопаснее идти небольшими группами, солдаты разбегались. Капитан никого не удерживал. В те дни мало кто стремился командовать. Немцы продвигались на восток быстрее, чем воинские части, оказавшиеся в окружении. Местное население приюта отступающим русским солдатам не давало. Днем их обстреливали, по ночам спускали с цепей собак. Нельзя было ни разжечь костер, ни поспать. Это была расплата за советское «освобождение» Эстонии.
Миша и еще трое солдат-ленинградцев долго держались вместе, стремясь вернуться в свой город. Наступила осень, начались дожди. Питались грибами и ягодами. Чтобы как-то сушить одежду, днем жгли небольшие костры. По остаткам военной одежды в этих четырех окруженцах еще можно было признать красноармейцев, но знаков воинского отличия ни у кого уже не было. О том, кто и когда их снял, не говорили. Все были в одинаковом положении. Гимнастерки были солдатские. Боялись плена. Серьезным препятствием на пути были реки Нарва и Луга. Несколько дней искали переправу через Нарву. Река широкая с сильным течением. К реке подошли в районе устья, южнее города.
Нельзя было и думать осилить ее вплавь осенью. Искали лодку. К хуторам подойти боялись – лаяли собаки. Нашли лодку с веслами в густом кустарнике, вдали от ближайшего хутора. Долго следили за ней. Никто не приходил. Ночью переправились.
Вошли в русскую деревню. Их, накормили. Сказали, что сейчас немцев нет, но они приезжали, искали комиссаров и евреев, назначили старосту. Слышали, что Ленинград взят, советовали остаться в деревне, «а когда немцы придут, то спрячем, работа для всех найдется. Авось, переждем лихое время». Солдаты валились с ног от усталости. Ночью их разбудили и посоветовали бежать: староста куда-то срочно уехал.
Начался новый переход, к другой реке – Луге. Документы уничтожили. С этого момента Миша стал называть себя Голевым Михаилом Ефимовичем, русским, рядовым. Товарищи не знали, что он еврей. Разве можно было предположить, что этот высокий голубоглазый блондин – еврей? Скорее, его можно было принять за прибалта или потомка обрусевших немцев. Они не знали ни его настоящего имени, ни фамилии. Для них он был просто Миша. Переправа через Лугу оказалась более опасной, чем через Нарву. В деревне, где пытались раздобыть лодку, их приняли неохотно: «много вас тут ходит», – но лодку дали.
Стрелять в них начали, когда они были уже у другого берега. До берега добирались вплавь. У кромки берега – лёд.
Октябрь. В лесу уже снег. Обсушились у костра и опять в путь. Голодно. Подбирали, таясь, что осталось в огородах. Больше в деревни не заходили. Спали у стогов или в шалашах, сохранившихся после сенокоса. Разговаривали мало. Чувствовали, что рядом фронт. Ночью, у деревни Сусанино, приблизительно в 60-ти километрах от Ленинграда, спящих бойцов, окружил немецкий патруль. Пленных отвезли в лагерь при воинской части, вблизи посёлка Вырица. После допроса и выяснения, что среди них нет комиссаров, командиров и евреев, их оставили в лагере. Внешность Миши не вызвала подозрений.
Армейское командование было заинтересовано в рабочей силе для технического обслуживания наступающих на Ленинград войск, и не очень пыталось разобраться в биографиях пленных. Так Миша попал в трудовой лагерь инженерной части, которая активных военных действий не вела. До поступления в Ленинградский университет Миша работал землемером. Так он немцам и сказал, не признавшись в том, что он аспирант последнего года института Теоретической Астрономии АН СССР. Интуитивно он чувствовал, что высшее образование вызвало бы к нему ненужный интерес. Мишу направили в группу топографической разметки. Так прошел 1942 и часть 1943 года.
Со временем, Миша сблизился с одним из военнопленных, и они вместе обдумывали план побега. Рассчитывали на некоего Виктора, переводчика при штабе, через которого узнавали о новостях. Связь с Виктором шла через безногого русского крестьянина, свободно перемещающегося по поселку. От него Миша получил план их возможного ухода в лес, к партизанам. Побег наметили на день отправки эшелона с русскими,
угоняемыми на работу в Германию. На подготовке вагонов-теплушек обычно использовались военнопленные. О дате отправки эшелона сообщил Виктор. За два дня до отхода поезда Виктора забрали в гестапо. Ни Миша, ни его товарищ не могли знать, остался ли в силе план побега. После долгих колебаний бежать решился только Миша.
К концу дня, когда угоняемых в Германию запирали в вагонах, Миша бежал. В кустах нашёл оставленный кем-то для него велосипед. Значит, Виктор не подвёл, и партизаны знали о побеге. Проехав на велосипеде по лесной тропе до намеченного места, спрятался и ждал связного. Долго на условленной просеке никого не было. Прошла ночь. Уходить или ждать связного?
Вдруг раздался условный свист. Миша ответил. Связным оказался мальчик, примерно 14 лет. Вдвоем они добрались до заброшенной деревни. Здесь, в доме у слепой старухи, Миша должен был отсидеться несколько дней в своеобразном карантине до перехода в партизанский отряд. Мальчик рассказал, почему опоздал. Из своего убежища в лесу он видел, как Миша убежал, но сам должен был оставаться на месте, пока не убедится, что Мишу не преследуют. Побег не заметили, но пойти сразу к месту встречи мальчик побоялся, и ждал ночи.
Партизанский отряд, в который пришёл Миша, действовал с начала войны до середины зимы 1944 года. Он состоял из полуголодных, физически и морально истощенных людей, и не мог вести серьезных боевых действий: не было ни оружия, ни сил. Командир стремился сохранить людей. При каждом выходе на боевую операцию одновременно ставилась задача пополнить запасы продуктов. Еду, в основном картошку, находили в
подвалах оставленных домов. Это было рискованно, так как в ближних деревнях всё уже выбрали, а дальние деревни находились рядом с расположением немцев.
Однажды, это было осенью 1943 года, Миша с командиром отряда пошёл на поиски брошенных домов в деревне Сусанино, в которых могла остаться картошка в подполье. Удалось незаметно, так казалось, проникнуть в дом со стороны большого ручья. Ночью хотели на плоту спустить картошку по течению и перехватить в безопасном месте.
Радуясь удаче, стали собирать картошку в мешки. Работа не требовала много времени, но уже рассвело, и надо было ждать следующей ночи. Заснули. Очнулись от окрика: «Эй, в доме! Выходите!» Через щели в ставнях увидели двух немцев и русского, с автоматами наизготовку. Сопротивляться было бесполезно: с двумя наганами и ножом против автоматов? Спрятаться негде. После всех испытаний, которые выпали на Мишину долю, опять плен с неминуемой расправой? Через окно в подвале выбрались в канаву. Полностью погрузившись в воду, проползли к ручью. Единственным укрытием у самого берега были мостки. Вода подступала к самым бревнам настила. Под этими мостками, прижимая голову к настилу, они затаились, пока немцы, осмелев, осматривали дом и участок. После ухода немцев выбрались из воды и осторожно вернулись в дом. Надо было обсохнуть и ждать ночи. Утром, когда торопливо шли к отряду, командир увидел, что Миша совершенно седой.
После снятия блокады Ленинграда и отступления немцев, в районе посёлка Луга НКВД организовал сборный пункт для партизан. Пешей колонной, под конвоем, их вели в Ленинград. За два дня прошли 100 км. После сортировки и беглого осмотра Миша попал в больницу. У него диагностировали истощение, близкое к дистрофии. В больнице следователь НКВД попросил Мишу рассказать, что с ним было. И тот, не ожидая подвоха и радуясь, что попал в Ленинград, может искать семью, рассказал особисту, все, как было.
В тот же день он был переведен в тюремное отделение. Персонал больницы, переживший ленинградскую блокаду, видел в арестованных предателей. Наступил период отчаяния, со слабой надеждой на «справедливость трибунала». 8 августа 1945 года Военный трибунал Ленинградского военного округа приговорил Мишу по статье 58-1б УК РСФСР «Измена Родине» к 10-ти годам лагерей и 5-ти годам поражения в правах. Единственный аргумент трибунала: еврей не мог остаться живым в немецком плену.
Лагерь находился под Архангельском, в нем работали на лесоповале. Опять помогла специальность землемера. Миша прокладывал трассы узкоколеек для вывоза леса, а в конце срока ведал эксплуатацией дороги. Отсидев десять лет, Миша вышел на свободу в день моего рождения, 27 августа 1954 г. В 1959 его реабилитировали, восстановили в офицерском звании, выплатили символические деньги, наградили орденом Отечественной войны 1-й степени, и как невинно пострадавшему, вне очереди поставили телефон. Социалистическое государство рассчиталось со своим гражданином.
И закончу строками из того же стихотворения Бориса Слуцкого: «Я все это слышал с детства, скоро совсем постарею, но все никуда не деться от крика: евреи, евреи!»
С разрешения уважаемого Виктора Зайдентрегера помещаю скопированный из Гостевой комментарий:
В. Зайдентрегер 2023-04-18 17:42:21(248)
—————————————————————-
Очень интересная для меня публикация. Отец в 41-м участвовал в сооружении оборонительных сооружений, в качестве инженера был прикомандирована к командиру сапёрного батальона. С первого же дня войны батальон оказался в окружении. В сентябре 41-го был зачислен в «пропавшие без вести». Но вот в 2020 году узнаю, что он погиб в 1943 году, находясь в партизанском отряде. Есть оцифрованная партизанская карточка. Что между этими датами, неизвестно. Интересно, сколько ещё нужно жить, чтобы узнать, что и как было.
Недавно участвовал в расшифровке «Объяснительных записок», которые писали для особистов оказавшиеся в партизанах бывшие красноармейцы. Очень похоже на рассказанное Б. Геллером.
«В самом начале войны, после краткосрочных курсов переподготовки, молодой лейтенант морской пехоты Михаил Геллер был направлен со своим взводом в район Таллина с приказом удержать небольшой участок железной дороги. В город уже входили немцы. Связь с командованием была потеряна. Наступила ночь. Со стороны города из густого тумана на железнодорожном полотне стали появляться бойцы».