Анатолий Головков. ПРОРОК В СВОЁМ ОТЕЧЕСТВЕ (о Григории Соломоновиче Померанце)

 

В Померанце жило бесстрашие Давида, одолевшего Голиафа. Но не пращой, не оружием.

Оружие он взял в руки во время Второй мировой, пережил ранение, вошел в Германию, о чем так потом написал:

«В Берлине, в апреле 45 года, я впервые почувствовал, что флаг, под которым я сражался, запятнан.

Это ударило меня так, что я стыдился своей военной формы. Потом радость победы оказалась сильнее, пятна скрылись, но не до конца».

Этот текст рождался, очевидно, из разговоров с однополчанами, которые ему припомнили в сорок девятом, и как «космополита» услали в лагеря. Спасла Померанца Бериевская амнистия после смерти Сталина.
Он побеждал интеллектом и честностью, которые помогали вступать в полемику, не взирая на авторитеты. Например, с Солженициным.

Война, лагерь и семейные драмы — пока он не встретил любовь всей свой жизни Зинаиду Миркину, — заставили Померанца переосмыслить многие свои вгляды.

Он раньше других, даже раньше Сахарова, заговорил о захватнической сущности советско-российской империи и предсказывал новые войны уже после Афганистана, Чечни и Грузии.

И как же сегодня в перевернутом мире после нападения России на Украину не хватает его голоса.
Именно голоса человека, который созвучен мыслям и душе всякого честного человека. Кто оставлял надежду даже пессимизмом.

Это Григорий Соломонович Померанц сказал, что «патриотизм — это гордость и стыд за свою Родину, два сильных чувства, неотделимые друга от друга».

Догадываюсь, что не только мне одиноко без великого старика.

Он был Учителем, к мыслям которого возвращаешься, когда отказываясь от одного, ищешь пути к другому.
В Израиле это осознается почему-то лучше, яснее.

Перечитывать Померанца сегодня — значит, возвращаться к жизни…

Один комментарий к “Анатолий Головков. ПРОРОК В СВОЁМ ОТЕЧЕСТВЕ (о Григории Соломоновиче Померанце)

  1. Анатолий Головков. ПРОРОК В СВОЁМ ОТЕЧЕСТВЕ (о Григории Соломоновиче Померанце)

    В Померанце жило бесстрашие Давида, одолевшего Голиафа. Но не пращой, не оружием.

    Оружие он взял в руки во время Второй мировой, пережил ранение, вошел в Германию, о чем так потом написал:

    «В Берлине, в апреле 45 года, я впервые почувствовал, что флаг, под которым я сражался, запятнан.
    Это ударило меня так, что я стыдился своей военной формы. Потом радость победы оказалась сильнее, пятна скрылись, но не до конца».

    Читтаь дальше в блоге.

Добавить комментарий