Сергей Чупринин. НЕКРАСОВ ВСЕВОЛОД НИКОЛАЕВИЧ (1934-2009)

 

Классическая формула «Я – поэт, этим и интересен» к Н. подходит как нельзя лучше.

Событийная канва скучновата: поступить на юрфак и филфак МГУ, равно как и в Литературный институт, у него не получилось, так что Н. без особого прилежания отучился на филологическом факультете Московского городского педагогического института имени Потёмкина (1955-1960), но диплома не получил, в 1966 году женился на А. Журавлевой, будущем профессоре МГУ, всю жизнь провел в Москве. К уголовной ответственности не привлекался, на службе никогда и нигде не состоял, подрабатывал редактурой и внутренними рецензиями, был принят в Московский профком литераторов (1973), составил, по преимуществу из самотека, коллективные сборники для детей «Между летом и зимой» (1976) и «Сказки без подсказки» (1981).

Зато писал стихи и еще в 1958 году попытался напечатать их в альманахе «День поэзии». Не пропустили, так что первой стала публикация в неподцензурном «Синтаксисе» у А. Гинзбурга (1959), а естественной средой обитания поэты и художники, которых годы спустя назовут «Лианозовской школой».

Здесь каждый был наособицу, и, — напоминает художник В. Немухин, -«лианозовский круг не связывал нас творческим единством, но он очень близко связывал нас по смыслу самой жизни и, как мы тогда говорили, “нового искусства” (после станут говорить — “другого искусства”)». Доверять только себе, своим творческим инстинктам, а советскую власть с ее нормативной эстетикой, что называется, в упор не замечать. И, соответственно, никуда не ходить и ничего не просить – в твердой уверенности, что сами предложат и сами всё дадут.

Правило, впрочем, не без исключений. Поэтому Н., особенно по молодости, случалось показывать свои стихи в «Юности» и «Новом мире», отправлять рукопись в казенное издательство, но что либералы, что ортодоксы лишь раздраженно изумлялись их «нарочитой оригинальности», отказываясь считать законченными стихотворениями такие, например, семь строк:

Вода,
Вода, вода, вода,
Вода, вода, вода, вода
Вода, вода, вода, вода
Вода, вода,
Вода
Текла.

И не надо бросать камень в оценщиков оттепельной поры. Ни «Черный квадрат» Малевича, ни острые эксперименты 1910-1920-х годов, ни обэриуты 1930-х не были еще канонизированы, и десятилетия должны были пройти, прежде чем народится пусть узкий, но все-таки слой читателей, которые, как само собой разумеющееся, примут некрасовскую установку: «Повтор – элементарнейшая вещь, простейший способ настаивать на слове, попытаться его эстетически обработать и предложить читателю. Тогда казалось, что повтор – эстетическая обработка особого характера; потом выяснится, что все будет несколько сложнее, и это-то назовут концептуализмом». И прежде чем эти читатели, будто паролем, станут обмениваться самым известным, наверное, некрасовским манифестом:

Свобода есть
Свобода есть
Свобода есть
Свобода есть
Свобода есть
Свобода есть
Свобода есть свобода.

Не станем и сейчас обольщаться числом этих читателей, а тогда, — свидетельствует Г. Сапгир, — «все кончилось для нас, не начавшись». Nichtsein, — как спустя годы скажет Н. о своей судьбе, — небытие, несуществование. И немалый, что уж тут говорить, требовался стоицизм, чтобы десятилетиями видеть свои «текстовые сгустки» только в машинописи и лишь изредка в машинописных же журналах «37» (1978), «Грааль» (1980) и в «Архиве МАНИ» (1981-1985), а отклик получать только в самом ближнем круге.
«Щелочка разрешенности» вроде бы расширилась в дни перестройки. На самой ее заре «Просвещением» была издана совместная с А. Журавлевой книга «Театр Островского» (1986), но скандала, который ожидали авторы, не случилось. Критики заговорили о минимализме, конкрет-поэзии и с легкой руки Б. Гройса о «московском романтическом концептуализме», но Н. больше потешался над своими интерпретаторами, чем их слушал. Большая подборка с лестным предисловием Г. Айги вышла в «Дружбе народов» (1989, № 😎, но так и осталась по сути единственной, если не считать публикаций в сетевом «Русском журнале». Появились книги «Стихи из журнала» (1991), «Справка» (1992), «Пакет» (1996), «Портрет Инфанте» (1996), «Дойче Бух» (1998), «Лианозово» (1999), но изданы они были, — напоминает Н., — исключительно «на средства друзей».

О его поэтическом мире, созданном, — по словам М. Айзенберга, — «из подручных средств», «из заезженной, обесцвеченной привычкой реплики, из междометий, из интонации, из пауз», стали делать доклады, а самому поэту устраивать вечера, в том числе и зарубежные.

И всё бы ничего, однако… «Дали белке орех, когда зубов не стало», — цитирует А. Журавлева в одном из писем русскую пословицу. Так что последние полтора десятилетия в жизни Н., и без того-то не слишком уживчивого, стали годами разрывов: его «теоретический радикализм» доходит до nes plus ultra, настаивая на своем, он ссорится с публикаторами, дает отлуп всем, кого его «так успешно держал в нетях», рвет отношения даже со старыми друзьями, кого высоко ценил раньше, скрупулезно, — как говорит И. Фаликов, — и порою очень обидно разбирается с новым поколением и, прежде всего, со своей «эстетической родней: Приговым-Рубинштейном».

«Простим угрюмство – разве это сокрытый двигатель» поэта, который ближе к занавесу так сказал о себе:
«Всю жизнь пишутся стихи. И всю жизнь их не берут. Говорят, стихи плохие. Автор думает — хорошие. Наконец автор умирает. Тут уж прав — и крупно прав — кто-то один — либо автор, либо не печатавшие. И стихи либо-либо. Либо хорошие. Либо нет. Середины искать не пристало. А хорошие — так никуда не денутся. Главный срок — жизнь — уже прошел».

Соч.: Живу вижу. М., 2002; Детский случай. М.: Три квадрата, 2008; Стихи 1956-1983. Вологда, 2012; Геркулес. Вологда, 2012; Авторский самиздат (1961-1976). М.: Совпадение, 2013; Из наследия // Знамя, 2018, № 8; Из неопубликованного… // Знамя, 2019, № 1.
Лит. «Живем словом»: Всеволод Некрасов в письмах и воспоминаниях. М.: ВШЭ, 2022.