Сергей Чупринин. ГРОССМАН ВАСИЛИЙ СЕМЕНОВИЧ (ИОСИФ СОЛОМОНОВИЧ) (1905—1964)

 

Начальные годы Оттепели для Г., подполковника-фронтовика, кавалера боевых орденов и члена правления Союза писателей СССР, прошли совсем не плохо. Роман «За правое дело», реабилитированный после массированной травли в 1953 году, регулярно переиздавался (1954, 1955, 1959), как и двухтомный «Степан Кольчугин» (1955, 1959, 1960), поэтому гонораров хватало, чтобы, не отвлекаясь, работать над новой книгой, которую ждали.

И дождались: 2 апреля 1960 года в «Литературной газете» появилась одна из начальных глав романа «Жизнь и судьба» с указанием, что он будет печататься в журнале «Знамя», а 23 мая того же года с маститым автором был подписан договор на публикацию романа, никем еще в редакции «Знамени» не прочитанного, но уже оплаченного щедрым авансом в 165 870 рублей.

Развернулась, как сейчас бы сказали, пиаровская компания: фрагменты книги печатаются в газетах «Литература и жизнь» (10 июня и 26 августа), «Красная звезда» (15 июля), «Вечерняя Москва» (14 сентября), и – еще до отправки тысячестраничной рукописи в «Знамя» — Г. с просьбою «просто почитать» показывает ее А. Твардовскому. Тот, — см. дневниковую запись от 6 октября, — потрясен: «Вещь так значительна, что выходит далеко и решительно за рамки литературы, и эта ее “нелитературность”, может быть, самое главное ее литературное достоинство. В сравнении с ней “Живаго” и “Хлеб единый” — детские штучки».

А еще через день, 8 октября, Г. сдал «Жизнь и судьбу» в «Знамя». Ее стали читать, и первый известный нам отзыв принадлежит отнюдь не журнальным редакторам, а заведующему Отделом культуры ЦК Д. Поликарпову, к которому рукопись, видимо, отправили затем, чтобы — по обычаям того времени – «посоветоваться». И вот Д. Поликарпов, — как скажет К. Чуковский, — «разъярился»:

«Это сочинение, — 9 декабря докладывает он М. Суслову, — представляет собой сборник злобных измышлений о нашей действительности, грязной клеветы на советский общественный и государственный строй. В интересах дела представляется необходимым, чтобы редколлегия журнала «Знамя», не ограничиваясь отклонением рукописи, провела с Гроссманом острый политический разговор. Необходимо также, чтобы в этом разговоре приняли участие руководители писательских организаций тт. Соболев, Марков, Щипачев. Важно, чтобы сами писатели дали понять Гроссману, что любые попытки распространения рукописи встретят непримиримое отношение к этому литературной общественности и самое суровое осуждение».

Алгоритм тем самым задан: не допустить, чтобы роман увидел еще кто-то, кроме специально уполномоченных лиц. И специально уполномоченные писатели рады стараться: 19 декабря при отсутствовавшем по болезни Г. проходит расширенное заседании редколлегии «Знамени», где все – и Б. Галанов, и А. Кривицкий, и В. Катинов, и Г. Марков, и С. Щипачев, и другие товарищи – единодушны: «роман, — как по телефону В. Кожевников тут же сообщил Г., — отклоняется как произведение идейно порочное», и автору «настоятельно» рекомендуется «изъять из обращения экземпляры рукописи своего романа и принять меры, чтобы роман не попал во вражеские руки».

Вроде бы всё складывается. Но, — как 11 января 1961 года докладывает председатель КГБ А. Шелепин, — по агентурным данным «установлено, что Гроссман несмотря на предупреждения намерен дать роман для чтения своим близким знакомым».

Вот как теперь поступить, учитывая, что, — по словам А. Кривицкого, — «”Доктор Живаго” — просто вонючая фитюлька рядом с тем вредоносным действием, которое произвел бы роман В. Гроссмана», и понимая, что, — это мы цитируем уже докладную записку Г. Маркова, «если “Жизнь и судьба” к несчастью станет добычей зарубежных реакционных кругов, то они немедленно поднимут ее на щит в борьбе против нашей Родины»?

Спасительный совет, — по его собственным воспоминаниям, — подал И. Черноуцан, самый либеральный из работников ЦК, и А. Шелепин за этот совет схватился: «произвести, — сказано им в всё в той же записке от 11 января 1961 года, — <…> обыск в квартире Гроссмана и все экземпляры и черновые материалы романа «Жизнь и судьба» у него изъять и взять на хранение в архив КГБ. При этом предупредить Гроссмана, что если он разгласит факт изъятия рукописи органами КГБ, то будет привлечен к уголовной ответственности».

Так и поступили: 14 февраля сотрудниками КГБ экземпляры машинописи и все черновые материалы к роману были изъяты и в квартире Г., и у его друга, его машинистки, и из редакционных сейфов как «Знамени», так и «Нового мира», а за самим писателем установлена постоянная слежка.

Г., конечно, пытается искать правды: 23 февраля пишет письмо Н. Хрущеву, 1 марта встречается с Д. Поликарповым на Старой площади, заявляя, что «он не отрекается от того, что написал, что это было бы нечестно, неискренне после того, как к нему применили репрессии». И, конечно, — как 7 марта 1962 года сообщил в ЦК заместитель председателя КГБ П. Ивашутин, — «по агентурным данным и материалам прослушки
Гроссман в кругу своих родственников и близких знакомых продолжает клеветать на социалистический строй, политику Коммунистической партии и Советского правительства».

Терпение компетентных органов не безгранично, и 15 марта новый председатель КГБ В. Семичастный в письме на имя Н. Хрущева предлагает «привлечь Гроссмана И. С. к уголовной ответственности». Однако верховная власть снисходительнее своих сатрапов, и Г. в мае 1962 года дают выпустить сборник повестей и рассказов «Старый учитель», а в июне напечатать в «Новом мире» рассказ «Дорога». И более того: специально рассмотрев этот вопрос, Президиум ЦК еще 22 марта поручает М. Суслову встретиться со строптивым писателем.

Не сразу, конечно, но 23 июля встреча все-таки состоялась, и, вернувшись домой, Г. записал то, что он услышал: «Ваш роман опубликован быть не может. <…> Ваш роман враждебен советскому народу, его публикация принесет вред не только советскому народу и государству, но и всем, кто борется за коммунизм за пределами Советского Союза, всем прогрессивным трудящимся и в капиталистических странах, всем, кто борется за мир. <…> Не следует преуменьшать и недооценивать тот вред, который принесла бы ее публикация. Зачем же нам к атомным бомбам, которые готовят против нас наши враги, добавлять и вашу книгу? Ее публикация поможет нашим врагам. <…> Желаю вам всего хорошего».

Вот, собственно, и всё. Г. успевает еще создать новый вариант повести «Всё течёт» взамен реквизированного вместе с романом, но жизни ему оставалось чуть более двух лет, и его похороны, — рассказывает Л. Левицкий, — «были постыдными. Хоронили воровато, поспешно, стараясь поскорее разделаться с процедурой, которая может перерасти в политический скандал. Гроб поставили в маленьком конференц-зале Союза писателей, а не в Доме литераторов. Не было даже оркестра. И народу было не густо. Правда, в основном это были приличные люди, но было их слишком мало. Выступления были осторожные. Достойную речь произнес только Эренбург, сказавший, что Гроссман не только трудно умирал, но и трудно жил. Все, кто стояли у гроба, понимали, о чем речь».

«Не было, — добавляет Б. Ямпольский, — обычного торжественного печального подъема знаменитых похорон, а как-то тихо, таинственно. Одна женщина сказала:

— Так хоронят самоубийц.

Да он и был самоубийца, писал, что хотел и как хотел, и не желал входить в мутную общую струю».

Что до будущего, то чудом сохранившийся у С. Липкина экземпляр рукописи был при помощи А. Сахарова и В. Войновича все-таки вывезен за границу, где роман и вышел в 1980 году, пройдя сначала малозамеченным, но затем набрав статус одного из вершинных явлений русской прозы второй половины XX века.

А 26 июля 2013 года по Первому каналу показали сюжет о том, что представители ФСБ передали Министерству культуры конфискованные рукописи Г., в общей сложности около 10 000 листов.

Соч.: На еврейские темы. В 2 тт., Tel Aviv, 1985; За правое дело. М., 1989, 2005, 2013, 2020; Жизнь и судьба. М., 1990, 2005, 2015, 2018; В Бердичеве. М., 2005; Все течет. М.,, 2010; Добро вам! М., 2018;
Лит.: Бочаров А. Василий Гроссман: Критико-биографический очерк. М., 1970; Бочаров А. Василий Гроссман: Жизнь, творчество, судьба. М., 1990; Липкин С. Жизнь и судьба Василия Гроссмана; Берзер А. Прощание. М., 1990; Елина Н. Василий Гроссман. Иерусалим, 1994; Ланин Б. Идеи «открытого общества» в творчестве В. Гроссмана. М., 1997; Губер Ф. Память и письма: Книга о Василии Гроссмане. М., 2007; Фрезинский Б. Писатели и советские вожди: Избранные сюжеты 1919-1960 годов. М., 2008; Бит-Юнан Ю., Фельдман Д. Василий Гроссман в зеркале литературных интриг. М., 2015; Бит-Юнан Ю., Фельдман Д. Василий Гроссман. Биография писателя в политическом контексте советской эпохи. М., 2016.