Сергей Чупринин. ТАГЕР ЕЛЕНА МИХАЙЛОВНА (1895–1964)

Незнакомое большинству современных читателей имя Т. и при ее жизни не было слишком известным, но историкам литературы оно памятно. Что неудивительно: еще обучаясь на Высших женских (Бестужевских) курсах, она обменялась письмами с А. Блоком, встречалась с О. Мандельштамом, С. Есениным, Б. Эйхенбаумом, Ю. Оксманом, другими знаменитостями, а начиная с 1915 года стала под псевдонимом-перевертышем Анны Регат печататься как поэт в неонародническом «Ежемесячном журнале».

Ее стихи, вошедшие еще и в альманах «Арион» (1918), заметил Н. Гумилев: «Стихи Анны Регат — хорошие, живые, по праву появившиеся на свет. Может быть, если бы не было Анны Ахматовой, не было бы их. Но разве это умаляет их достоинство? <…> Все ее вещи, собранные Арионом, разные и каждая хороша по-своему». И вполне возможно, что лирический талант Т. в дальнейшем развернулся бы как должно, однако революция, гражданская война… Ее муж поэт и пушкинист Г. Маслов отправился воевать к Колчаку в Сибирь и умер там от тифа, а Т. осела в Поволжье, где летом 1917 года агитировала за правых эсеров на выборах в Учредительное собрание, при красных без особого повода подверглась заключению в концлагерь на период Гражданской войны (с 16 июля по 12 но­ября 1919 года), а с осени 1921-го по весну 1922-го работала инспектором в ARA (Американской администрации помощи голодающим).

Понятия «иностранный агент» тогда еще не было, но Т. в марте 1922 года арестовали в Самаре, отправили в Петроград и по приговору, принятому без ее присутствия в закрытом заседании судебной коллегии ГПУ, выслали в Архангельск, откуда она смогла вернуться в родной город только в конце 1927-го. И сразу же — не очень заметно, но плотно — вошла в ленинградскую литературную жизнь: выпустила сборники рассказов «Зимний берег» (1929, 1931) и «Ревизоры» (1935), книги детских стихов «Поясок» (1929), «Венчики-бубенчики» (1930), занималась очеркистикой, переводами якутского и долганского фольк­лора, побывала среди участников группы «Перевал» (1929–1932) и была принята в Союз советских писателей (1934), опубликовала повести «Желанная страна» в «Красной нови» (1934, № 10) и «Праздник жизни» в «Литературном современнике» (1937).

А в марте 1938-го ее вновь арестовали — на этот раз чтобы добыть компромат против руководителя Ленинградской писательской организации Н. Тихонова, вокруг которого, по версии следствия, «примерно с 1931 года группировались антисоветски настроенные писатели: Заболоцкий Н.А., Корнилов Б.П., Добычин Л.И., О. Мандельштам, Целсон, Колбасьев С.А., Эрлих В.И., Дмитроченко И.Т., Калитин П.».

Масштабный, как замышлялось, процесс то ли развалился, то ли был отменен вышестоящими инстанциями, так что Н. Тихонов остался на свободе и в январе следующего года даже награжден орденом Ленина, Б. Лившица, проходившего по тому же делу, расстреляли, Н. Заболоцкий, в том числе и на основании показаний, вырванных у Т., получил 5 лет лагерей, а сама Т., приговоренная к 10 годам ИТЛ, этапирована на Колыму.

И там, что называется, от звонка до звонка. Причем ее, уже и отправленную в 1948 году на вечное поселение сначала в Магадан, затем в Бийск, в 1951 году арестовывают снова и снова требуют показаний, в частности, против Н. Заболоцкого. Но опыт каторжницы — это опыт каторжницы, так что Т. отказывается не только сотрудничать со следствием, но отказывается и от показаний, которые дала в 1938 году. Итог — еще три года спецпоселения в Северном Казахстане, откуда ее освобождают лишь в сентябре 1954-го.

Властям бы повиниться перед незаконно репрессированными. Но нет же, Т. вплоть до реабилитации в 1956 году проживание в Москве и Ленинграде запрещено. Поэтому она уезжает к дочери в Саратов, и слава Богу, — рассказывает В. Огрызко, — что «все хлопоты о Тагер взвалила на себя семья Корнея Чуков­ского. Они прислали Елене Михайловне в Саратов и деньги, и какие-то вещи, а главное — предложили работу. Корней Иванович, схоронивший перед этим свою жену, позвал Тагер к себе на дачу в подмосковное Переделкино, чтобы совмест­ными усилиями выверить для печати новую книгу воспоминаний о Репине. И весь месяц, пока Тагер жила в Переделкино, Чуковский продолжал звонить в прокуратуру, добиваясь для Елены Михайловны полной реабилитации».

В конечном (и лишь в конечном) счете справедливость вроде бы (и только вроде бы) восторжествовала. Правда, — 13 марта 1956 года отметила Т. в письме Л. Шапориной, — «умерщвленных товарищей не вернешь, но я счастлива, что дожила до отмены клеветы, тяготевшей над их памятью. Знаете, как называют нашу эпоху? Поздний реабилитанс».

Да и дела самой Т. пошли — опять-таки вроде бы — на лад: она была восстановлена в Союзе писателей, смогла наконец, пусть и на птичьих правах, без жилья, вернуться в Ленинград, переиздала в обновленном составе книгу «Зимний берег» (1957), опубликовала в «Ученых записках Тартуского университета» (1961, вып. 104) короткий мемуарный очерк «Блок в 1915 г.». Но новым сочинениям ходу не было, и отношения с писательской организацией с самого начала не сложились. В. Панова, известная в общем-то своим добронравием, даже заявила на одном из собраний: «Хватит с нас возни с этими реабилитированными» — и Т. ответила самым, пожалуй, известным своим стихотворением: «Ну, правильно! Хватит с вас этой возни, / Да хватит и с нас, терпеливых, / И ваших плакатов крикливой мазни, / И книжек типически лживых. <…> Задача для вас оказалась легка: / Дождавшись условного знака, / Добить Мандельштама, предать Пильняка / И слопать живьем Пастернака. / Но вам, подписавшим кровавый контракт, / В веках не дано отразиться, / А мы уцелели. Мы живы. Мы факт. / И с нами придется возиться».

Стихи Т., не принимая в расчет ее трагическую биографию, по одной лишь эстетической шкале оценивать трудно. Известно, что А. Ахматова не только ходатайствовала за Т. в процессе реабилитации, но и — по свидетельству Д. Максимова — плакала над ее стихами, а на титульной странице своего томика в «Библиотеке советской поэзии» оставила надпись: «Елене Тагер, чьим стихам я предрекаю долгую и славную жизнь».

Увы, пророчество не сбылось. При жизни ни одно из лагерных и послелагерных стихотворений Т. напечатано не было. Так что она увидела только домодельный сборник «Сквозь пурги…», на машинке отпечатанный Б. Тайгиным в количестве восьми экземпляров.

И из жизни, — как рассказывает Л. Шапорина, — Т. ушла 11 июля 1964 года «в полном одиночестве». Через два дня вскрыли дверь ее квартиры. Похороны состоялись 14 июля, и «провожали гроб главным образом “колымчане”, друзья с Колымы, и некоторые старые друзья, вроде меня». Только «Корней Иванович Чуковский прислал в Союз писателей Прокофьеву следующую телеграмму: “Скорблю о преждевременной смерти Елены Михайловны Тагер. Живой укоризной встает перед нами обаятельный образ этой талантливой и благородной страдалицы”».