Утро красит нежным светом, заливает перламутром
те дома, где, на закате повернувшись на бочок,
не торопятся проснуться. Начитавшись «Камасутры»,
спит в коробке (что за дикость!) в позе вычурной бычок.
Спят усталые игрушки. Без матраца, без подушки
спят на лавочке, оставшись без иллюзий и монет.
Им, игрушкам, недоступно после буйства и пирушки
наслажденье нежным светом (да и грубым – тоже нет).
Сплю и я. Я тоже кукла. Воровато время-проседь
проползает тихой сапой по кудрявым волосам:
даже если не назвался груздем – лезь, тебя не спросят,
сделай гордый вид, как будто ты всегда решаешь сам.
Утро красит нежным светом неба лик одутловатый,
и поверить снова в чудо пуркуа бы и не па,
что акуна-каракуна — обязательно матата,
что успеешь увернуться от фатального серпа,
что возможно и смириться, если сердце истопталось,
заменяя ту, что надо, той, которая не прочь:
«Вероника, нам осталась до любви такая малость!»
(Так давай же эту малость совершим сегодня в ночь…)
Утро красит, но впустую, цвет не стоит и онучи,
жмет насильственной морали позолоченная клеть.
(Я пошла бы в экстрасексы, только кто ж меня научит,
чтобы дорого, практично и ничем не заболеть?)
Утро красит, всех колбасит, давит, гнет, трясет и плющит,
даже дух в здоровом теле очевидно нездоров.
Затихает глас в пустыне, так упорно вопиющий
о прекрасном светлом мире как о лучшем из миров.
Он, по правде, все же плоский (это пишет даже Пратчетт)
и ему не нужно наших панегириков и од
до тех пор, покуда глупый пингвин – тот, кто робко прячет,
до тех пор, покуда умный – тот, кто смело достает.
Утро выкрасило нежно… в черный тонкую ограду,
утро выбросило нежно… глас последний – и молчок.
Будто не был. И не будет. И не стоит. И не надо.
Спите, милые игрушки. Лучше спать. Уснул бычок.
2008
Ирония — опасная штука. Но она полностью удаётся автору.
Юлия Драбкина
Утро красит нежным светом, заливает перламутром
те дома, где, на закате повернувшись на бочок,
не торопятся проснуться. Начитавшись «Камасутры»,
спит в коробке (что за дикость!) в позе вычурной бычок.
Спят усталые игрушки. Без матраца, без подушки
спят на лавочке, оставшись без иллюзий и монет.
Им, игрушкам, недоступно после буйства и пирушки
наслажденье нежным светом (да и грубым – тоже нет).
Сплю и я. Я тоже кукла. Воровато время-проседь
проползает тихой сапой по кудрявым волосам:
даже если не назвался груздем – лезь, тебя не спросят,
сделай гордый вид, как будто ты всегда решаешь сам.
Утро красит нежным светом неба лик одутловатый,
и поверить снова в чудо пуркуа бы и не па,
что акуна-каракуна — обязательно матата,
что успеешь увернуться от фатального серпа,
что возможно и смириться, если сердце истопталось,
заменяя ту, что надо, той, которая не прочь:
«Вероника, нам осталась до любви такая малость!»
(Так давай же эту малость совершим сегодня в ночь…).
Читать дальше в блоге.