Автор: Случилось так, что Тарковский (1932–1986) стал самым известным в мире русским режиссером. Можно долго спорить о причинах этого выбора. У Тарковского сильная конкуренция — Эйзенштейн, Герман, Иоселиани, Кончаловский, Михалков, Хуциев, Муратова, — а он остается номером один, хотя уже 34 года длится его зияющее отсутствие. Публицист, писатель Дмитрий Быков осмысливает этот феномен.
Никто из постсоветских кинематографистов даже не приблизился к уровню его авторитета. Видимо, прав был Андрей Смирнов, сказавший еще в 1987 году: «Тарковский — самый крупный кинематографический талант, выросший на русской почве».
Нелюбителей — современно говоря, хейтеров — у него до сих пор множество, претензий к нему полно: раздражающие немотивированные длинноты, разговоры о великом и вечном (чаще всего банальные), пресловутая «непонятность» — хотя представителями масс она сильно преувеличивается, Тарковский ничуть не авангарднее, скажем, Гайдая. И все-таки, когда начинаешь вспоминать главные свои кинематографические впечатления, в конце концов называешь его: удивительным образом ему ничего не сделалось. Фильмы почти всех его современников, кроме общепризнанных гениев — Феллини, Бергмана, Копполы, Бунюэля, Трюффо, безнадежно устарели, на их языке никто теперь не говорит. Даже Антониони — «Забриски-Пойнт», скажем, или «Блоу-ап» — при всем пиетете смотришь с некоторой неловкостью. Очень видно, как человек поспешает за эпохой, задрав штаны, и заметно, где он старается удивить интеллектуалов. А начнешь после долгого перерыва пересматривать «Рублева» или «Зеркало» — и всякий раз поражаешься точным попаданиям именно в нынешнее свое состояние, и недоумеваешь: как же он тогда и то понимал, и это знал?!
Дмитрий Быков. Культ Андрея Тарковского
Почему во всем мире русское кино ассоциируется прежде всего с его именем.
Случилось так, что Тарковский (1932–1986) стал самым известным в мире русским режиссером. Можно долго спорить о причинах этого выбора. У Тарковского сильная конкуренция — Эйзенштейн, Герман, Иоселиани, Кончаловский, Михалков, Хуциев, Муратова, — а он остается номером один, хотя уже 34 года длится его зияющее отсутствие. Публицист, писатель Дмитрий Быков осмысливает этот феномен.
Никто из постсоветских кинематографистов даже не приблизился к уровню его авторитета. Видимо, прав был Андрей Смирнов, сказавший еще в 1987 году: «Тарковский — самый крупный кинематографический талант, выросший на русской почве».
Нелюбителей — современно говоря, хейтеров — у него до сих пор множество, претензий к нему полно: раздражающие немотивированные длинноты, разговоры о великом и вечном (чаще всего банальные), пресловутая «непонятность» — хотя представителями масс она сильно преувеличивается, Тарковский ничуть не авангарднее, скажем, Гайдая. И все-таки, когда начинаешь вспоминать главные свои кинематографические впечатления, в конце концов называешь его: удивительным образом ему ничего не сделалось. Фильмы почти всех его современников, кроме общепризнанных гениев — Феллини, Бергмана, Копполы, Бунюэля, Трюффо, безнадежно устарели, на их языке никто теперь не говорит. Даже Антониони — «Забриски-Пойнт», скажем, или «Блоу-ап» — при всем пиетете смотришь с некоторой неловкостью. Очень видно, как человек поспешает за эпохой, задрав штаны, и заметно, где он старается удивить интеллектуалов. А начнешь после долгого перерыва пересматривать «Рублева» или «Зеркало» — и всякий раз поражаешься точным попаданиям именно в нынешнее свое состояние, и недоумеваешь: как же он тогда и то понимал, и это знал?!
Читать дальше по ссылке в блоге.