Я родом из киевлян,
из хазарских полян.
Мои предки скакали на лошади
от Оболонской до Контрактовой площади,
шли ордой на Лесной массив,
стреляли в бегущих лосей курсив,
варили юшку из опят,
отращивали пейсы от висков до пят,
жгли костры на берегу Днепра,
приговаривая: «Темновато-с.
Выспимся, братие, а с утра
примемся строить Самватас».
Вырастая из рун, словно звук из струн,
Иегова полян и хазарский Перун
благословляли строителей труд.
Город рос на кручах и казался крут,
поднимаясь, как праздничный каравай:
Десятинная церковь, стадион, трамвай,
арабески улиц, переулков вязь,
деревянная мэрия, где правил князь,
Золотые ворота и скамья
у роддома, где на свет появился я.
И пока кочевали сармат и скиф,
город был построен и назван Киев
в честь бильярдного бога – с бутиками для баб,
для мужчин открыли ирландский паб
на Золотоворотской, а для детей
разбросали неводы соцсетей.
И печалился скиф, и грустил сармат,
надрывя песней степною глотки
и вдыхая общаговский аромат
жареной вьетнамской селедки.
2016
Михаил Юдовский
Я родом из киевлян,
из хазарских полян.
Мои предки скакали на лошади
от Оболонской до Контрактовой площади,
шли ордой на Лесной массив,
стреляли в бегущих лосей курсив,
варили юшку из опят,
отращивали пейсы от висков до пят,
жгли костры на берегу Днепра,
приговаривая: «Темновато-с.
Выспимся, братие, а с утра
примемся строить Самватас».
Вырастая из рун, словно звук из струн,
Иегова полян и хазарский Перун
благословляли строителей труд.
Город рос на кручах и казался крут,
поднимаясь, как праздничный каравай:
Десятинная церковь, стадион, трамвай,
арабески улиц, переулков вязь,
деревянная мэрия, где правил князь,
Золотые ворота и скамья
у роддома, где на свет появился я.
И пока кочевали сармат и скиф,
город был построен и назван Киев
в честь бильярдного бога – с бутиками для баб,
для мужчин открыли ирландский паб
на Золотоворотской, а для детей
разбросали неводы соцсетей.
И печалился скиф, и грустил сармат,
надрывя песней степною глотки
и вдыхая общаговский аромат
жареной вьетнамской селедки.
2016