Автор: Когда я впервые услышал от совсем еще молодого тогда Фазиля Искандера слово «очажный», я прямо вздрогнул, настолько оно казалось мне прекрасным с того дня, как впервые прочитал его, кажется, у Афанасьева в «Поэтических воззрениях славян на природу». Но у Афанасьева речь была о мифологическом персонаже, очажном бесе, домовом, который сгорал вместе с домом, если случайно выдувал из очага искру в избу, а Искандер говорил о прозаическом очажном дыме. Кто-то первым принес в русскую речь другие похожим образом образованные слова иностранного происхождения — винтажный, например, или авантажный. Или багажный. Багаж таких слов и согревает, и заставляет задуматься, как вообще люди обходятся со своим знанием родного языка, во что они его обращают.
Русскую пословицу «язык до Киева доведет» один знаменитый историк толковал в том же смысле, в каком говорят, что все дороги ведут в Рим. Иначе говоря, в главный, каким был тогда Киев, город русского мира можно добраться, задавая людям вопросы и получая на них понятные ответы.
Когда государственный центр Руси сместился к Московскому царству, смысл пословицы перестал быть понятным. С какой стати язык должен доводить кого-то до Киева? Тем более, что появилась еще она пословица — «в огороде бузина, а в Киеве — дядька», которую знает в наше время куда больше людей, чем ту, другую, про язык, доводящий до Киева. «В огороде бузина, а в Киеве — дядька» говорит о бессвязности и алогизме. В некотором смысле, это — пословица-антоним первой. Так и с сегодняшним именем «Киев» в текущем русском языке на пространстве бывшего СССР. Не раз и не два слышал я, как осекаются говорящие, начав, было, произносить эти пословицы. Ни бузины в огороде нет, ни, тем более, дядьки в Киеве. Какая-то заноза не позволяет им с прежней легкостью высказываться ни о пользе разумной коммуникации в первом, ни о нищете бессвязной речи во втором случае.
Гасан Гусейнов: Клоачный бес в очажном дыму. Филолог Гасан Гусейнов размышляет о том, почему «инородцам» на пространстве бывшей империи советуют попридержать язык
Когда я впервые услышал от совсем еще молодого тогда Фазиля Искандера слово «очажный», я прямо вздрогнул, настолько оно казалось мне прекрасным с того дня, как впервые прочитал его, кажется, у Афанасьева в «Поэтических воззрениях славян на природу». Но у Афанасьева речь была о мифологическом персонаже, очажном бесе, домовом, который сгорал вместе с домом, если случайно выдувал из очага искру в избу, а Искандер говорил о прозаическом очажном дыме. Кто-то первым принес в русскую речь другие похожим образом образованные слова иностранного происхождения — винтажный, например, или авантажный. Или багажный. Багаж таких слов и согревает, и заставляет задуматься, как вообще люди обходятся со своим знанием родного языка, во что они его обращают.
Русскую пословицу «язык до Киева доведет» один знаменитый историк толковал в том же смысле, в каком говорят, что все дороги ведут в Рим. Иначе говоря, в главный, каким был тогда Киев, город русского мира можно добраться, задавая людям вопросы и получая на них понятные ответы.
Когда государственный центр Руси сместился к Московскому царству, смысл пословицы перестал быть понятным. С какой стати язык должен доводить кого-то до Киева? Тем более, что появилась еще она пословица — «в огороде бузина, а в Киеве — дядька», которую знает в наше время куда больше людей, чем ту, другую, про язык, доводящий до Киева. «В огороде бузина, а в Киеве — дядька» говорит о бессвязности и алогизме. В некотором смысле, это — пословица-антоним первой. Так и с сегодняшним именем «Киев» в текущем русском языке на пространстве бывшего СССР. Не раз и не два слышал я, как осекаются говорящие, начав, было, произносить эти пословицы. Ни бузины в огороде нет, ни, тем более, дядьки в Киеве. Какая-то заноза не позволяет им с прежней легкостью высказываться ни о пользе разумной коммуникации в первом, ни о нищете бессвязной речи во втором случае.
Читать дальше по ссылке в блоге.