Автор: В 1946 году, разочаровавшись в моей дальнейшей службе в советской армии, когда мне было предоставлено право продолжать службу или выйти в отставку, я выбрал второе, и в звании лейтенанта ушел из армии. Мне было только двадцать лет. И передо мной естественной встал вопрос: куда ехать?
До войны я жил в Умани Киевской области (позже город был переведен в Черкасскую область). Вся моя семья, мать, отец и старшая сестра погибли в начале войны в 41-м году. От таких же ушедших из армии офицеров я получил много предложений поехать с ними в их родные края и устроиться там. Я остановился на предложении моего приятеля Володи Крылова, тоже лейтенанта, поехать с ним в его родной город. Проживал он в Владивостоке на 2-й Речке. Я дал свое согласие, но предупредил, что должен вначале объехать своих родственников, оставшихся в живых, то есть заехать в Киев, Одессу, Москву и Маклец, а потом, имея его адрес, к нему. Так с его легкой руки возникла в моей жизни новая география перемещений.
Выполнив свой намеченный план, я стал продвигаться на Восток. Проезжая Новосибирск, где у меня были родственники, решил сделать остановку. Они проживали в соцгороде авиационного завода им. Чкалова. Завод, помимо самолетов, выпускал и всякую бытовую технику, и предметы обихода, и я воспользовался предложением взять выпускаемый ими фибровый чемодан, куда поместил все свои вещи. Здесь находилась тогда и двоюродная сестра с мамой, с которой я занимался до войны в одном классе. Мои родственники снабдили меня еще с одним адресом, живущим в Хабаровске отца моей племяницы, которая также проживала до войны в Умани. Этот человек во время голода на Украине в 1932-33 годах уехал на Восток, участвуя в строительстве Еврейской автономной области, а затем перебрался в Хабаровск. Я решил остановиться в этом городе. Это была очень теплая встреча, хотя с момента его выезда прошло около пятнадцати лет, а я был тогда еще совсем малым, лет 6-7 лет, но его вспомнил, а он был приятно удивлен, увидя меня офицером. С его помощью я получил место в ведомстве цветной металлургии с предоставлением мне жилья в доме этой организации. Квартира состояла из двух комнат, в одной находился я, а во второй жила хозяйка со своей дочерью. В общем, были решены основные вопросы: работа и жилье. Так я постепенно становился сугубо гражданским человеком, хоть еще долгое время носил военную форму. И тогда, и тем более сейчас, по прошествии всех этих лет, ничуть не пожалел, что ушел из армии. Но, конечно, пришлось осваивать жизнь на гражданке, учитывая новые условия. В довоенное время у меня была семья, жизнь в родительском доме, но я был еще мальчишкой. Затем – шестилетняя службы в армии… После этого начинать самостоятельную жизнь, веси быт было не так легко поначалу. Но как-то старался справляться со всеми вопросами, касающимися работы и жизни.
В те времена, а это был 46 год, сразу после войны, по всей стране процветало жульничество, воровство, грабежи. Не всегда в этом хаосе мог разобраться более опытный человек, я же по своей молодости порою попадал в неприятные ситуации, набивая себе шишки. В Хабаровске я проживал на улице Вокзальная. Мне было удобно, работая в центре, доехать автобусом до вокзала и пешком пройтись по моей улице домой. Часто, проходя по этой улице, встречал игрока в три карты, а вокруг него толпа людей, которая наблюдала как деньги перетекали от игрока к участнику и наоборот. Но это была настоящая афера, когда деньги уходили к участнику, но из своих, пока какой-то попадется лох, которого по полной разденут. Выиграть у такого мошенника практически не возможно. Вот таким лохом однажды оказался я. Поработав в своей организации какое-то время, я стал часто разъезжать по командировкам. Получив для очередной поездки командировочные, возвращаясь по своей улице домой, не вытерпел, пробираясь сквозь толпу людей к игроку и стал с ним играть. Я тогда просадил все командировочные и свои деньги, снял хорошие швейцарские часы и их просадил. Если честно, я не особо переживал из-за проигрыша, больше меня занимало, каким путем ему удавалось так обманывать людей. Прийдя домой, попросил свою хозяйку тетю Полю (помню еще ее имя), пройтись по нашему дому и у сотрудников одолжить мне деньги в командировку, а сам засел над разгадкой, каким путем обманывал игрок. Я взял карты и стал манипулировать ими, и по прошествии какого-то времени даже крикнул. Помню, что тетя Поля вошла в мою комнату и спрашивает: «Что случилось?». А я ей ответил, что теперь знаю, каким путем игрок обманывал. Зная ответ на эту игру, я не стал искать возможности отыграться. Разобравшись в толпе вокруг игрока, я определил минимум пять-шесть человек «своих», – они не дали бы мне возможности выигрывать. Но все-таки, я уже знал, в чем секрет, и один раз мне пришлось сыграть. Это произошло примерно через год после тех событий. Я со своим сослуживцем по армии решили поехать на Сахалин. В порту Владивостока нам пришлось несколько дней ожидать парохода. Как-то, прохаживаясь по территории порта, узрел, как вот такой игрок в три карты раздевает офицера. Я подошел к ним, сел на корточки возле офицера и на ухо ему говорю, что карту подымаю я. Он взглянул на меня и согласился. Когда игрок метнул карты, я накрыл нужную карту рукой и сказал: «Пять тысяч». Игрок был инвалид, схватил свой костыль и давай им размахивать чтобы ударить. В то время проходил морской патруль и подошел к нам, интересуясь, что случилось? Офицер все объяснил, что, когда он проигрывал уже большую сумму, все было у раздающего игрока отлично. А вот когда один раз выиграли, его понесло. Шулер понял, что деваться ему некуда, в присутствии патруля вынужден был отдать выигранные деньги. Я с офицером честно поделился. И на этом остановился и больше никогда не играл в три карты.
Когда работал в Хабаровске, на территории нашего ведомственного дома был небольшой автобус на 15-16 человек, а после работы сотрудников развозили по домам, так как большая часть проживала в рааных местах города. Водитель этого автобуса (как сейчас помню, звали его Саша Бессонов) часто меня приглашал на такие поездки. После развоза людей, следовало предложение немного покалымить, как правило, в хорошем направлении – на Черную речку, где всегда было много желающих, а автобус редко ходил. Получив такой дополнительный заработок, отправлялись в ресторан. После удачной подработки и хорошем приеме горячительного возвращались домой. Автобус должен находится на территории ведомственного дома, который был огорожен забором, где были ворота. И, вот, в эти ворота Саша уже въехать не мог, и эту процедуру завершал я.
Хорошо помню такой момент. Уйдя из армии, записанный на мне пистолет обязан был сдать, а еще один лишний оставил у себя. Это был десятизарядный бельгийский браунинг. Как-то Саша предложил мне (а он знал, что у меня есть пистолет), поехать куда-то а тайгу поохотиться. Я тогда тяжело себе представлял, как это, охотиться с пистолетом, но понадеялся на Сашку как на местного жителя. Отъехали от Хабаровска километров 100, съехали с основной дороги, углублились в тайгу и в удобном месте поставили машину, а сами стали пробираться среди дереаьев. На наше счастье (а вернее сказать на наше несчастье), через какое-то время услышали звуки какого-то движущего зверя. А когда узрели, оказалось, что это кабан. Я, мгновенно, с расстояния, наверное 50-60 метров выстрелил, попал, потому что он остановился, видимо как от укуса насекомого. Саша подскочил ко мне, вырвал у меня пистолет и несколько раз выстрелил. Эффект был тот же. И тут кабан будто засек цель и устремился прямо к нам. Мне и сейчас сложно описать наше тогда состояние, но, конечно сработал принцип самосохранения. Мы рванули от него, и, пробираясь через разные препятствия, благополучно вскочили в наш автобус и выехали с того места. Через многие годы, став настоящим охотником, я узнал, что для охоты на кабана надо знать его убойные точки, и только попав туда, можно завалить его, в другие места – его даже не ранишь. И, конечно, ни с каким пистолетом невозможно охотиться. Для этого должно быть ружье и стрелять только жаканами – пулями по калибру ружья. Вот такую охоту мы тогда совершили, но она на этом не закончилась. Добрались до ближайшего селения и зашли в кафе перекусить. На дворе была уже довольно холодная погода: стоял где-то конец октября. Пистолет был у Саши, он положил его на сиденье и накрыл все шубой, которая была в автобусе. Мы, ничего не подозревая, сидим в кафе, а в этом районе случайно оказались два милиционера, которые, увидев хабаровские номера, открыли дверцу и вошли в автобус. Было реально очень холодно. Увидев шубу на сидение водителя, подняли, чтобы накинуть на себя и увидели лежащий на сиденье пистолет. Они, конечно, дождались нас, и стали выяснять, чей это пистолет и откуда он. Саша как-то бессвязно все объяснял, его потом еще дважды вызывали в милицию, и ему, в конце концов, удалось откупиться деньгами. Меня он не выдал, – так, во всяком случае, он мне объяснил. Мало того, что могли пострадать на этой охоте, если бы кабан кого-то из нас зацепил, но еще и лишился своего пистолета. Но, думаю, это была небольшая потеря того вечера. Все, что ни делается, делается к лучшему.
Хочется вспомнить и такой момент своего передвижения на Восток. Уезжая поездом «Москва-Владивосток», всю дорогу, когда ехали по Сибири, не мог оторваться от окна, наблюдая красоты природы. Когда стали приближаться к Байкалу, открыл дверцу (проводник ничего плохого не усмотрел), и днем просиживал на ступеньках вагона. В этом районе проехали более пятидесяти туннелей разной длины, а железная дорога у самого Байкала шла почти у самой кромки воды, и с поезда видно было, какая она чистая. Поезд здесь шел с очень небольшой скоростью. Мне единожды тогда случилось побывать на Байкале, и я был приятно поражен чистотой воды. Плавая в нем был особенно поражен чистотой воды: даже на большой глубине просматривалось дно. Ничего похожего не осталось, когда спустя годы вблизи от озера построили бумажный комбинат. В восьмидесятых годах я вновь оказался на Байкале, и как было не искупаться? То, что я увидел, было страшно созерцать: в воде плавали бревна, пустые бочки и,, конечно отходы деятельности этого комбината. Некогда самое большое озеро с чистой водой превращалось постепенно в отхожее место… Кого здесь можно винить? Только самого человека, который безжалостно уничтожает ценнейшие места природы в погоне за выгодой.
Вспоминаю и такой момент той поездки в поезде. Рядом со мной в вагоне ехала семья с девочкой лет 7-8, а у меня были шоколадные конфеты, и я захотел угостить ее, но она на меня смотрела дикими глазами, спрашивая, что это такое? Мама подтвердила, что она никогда не видела таких конфет. Да, такое было трудное время.
Когда проезжали станцию Биробиджан, столицу Еврейской автономной области, в вагоне прошло волнение: каждый пытался высказаться по своему в адрес этого места. Тяжело было слушать эти нелицеприятные реплики, особенно мне, прошедшего эту тяжелую войну, где столько погибло людей разных национальностей. В тяжелейших природных условиях эта область была всеже создана, и в экономическом плане она процветала, и ее показатели были значительно выше, чем в других районах Дальнего Востока. И вот, когда в этой области были созданы нормальные условия для проживания руками евреев, сюда стали съезжаться люди других национальностей, в основном русские. Такой заезд, видимо, вызвал и замену части должностных мест русскими. В 1947 году я был в командировке в Биробиджане и по долгу своей работы был обкоме партии: так вот, уже в то время там оставалось работников –евреев не более 40%.
Вспоминаю, что как-то меня поселили в гостинице, где в номере уже был человек – американец. Он ехал в Союз с Запада и вез с собой двеннадцать больших кожаных чемоданов. Ехал он от еврейской компании «Джойнт», и должен был уточнить, как расходуется помощь евреям, оказываемая этой организацией, а заодно решить и свою проблему, если понравилась бы ему жизнь здесь, остаться навсегда. Говорил он по-русски сносно. Мы разговорились, и он сказал, что после увиденного не может быть и речи, чтобы здесь оставаться. И еще вышел такой курьез с ним. Утром, после умывания, он вошел в комнату с полотенцем на шее, а в это время уборщица убирала его кровать. Уборщица увидела, что на подушке ползет клоп… И вот она стоит и не знает, как поступить, зная, что сзади стоит американец. Но он ее успокоил, сказав, что «клеп» (именно так и сказал), хитрое животное, и что мол у них в Америке он тоже есть. Кстати, он был прав, могу это подтвердить. И сегодня в Америке их полно и в гостиницах и жилых помещениях. Время идет, прогресс необыкновенный во многих сферах, а клоп жив.
Да, хочу отметить, что, оказавшись единожды лохом в игре в карты, я истории своих проколов не закончил. Когда я работаля в Хабаровске на предприятии цветной металлургии, управляющий как-то вызвал меня к себе и сделал интересное предложение, которое заключалось в следующем: меня посылают в командировку в Москву в министерство, и, если я выполню все задание, меня направят в учебный институт с сохранением моего теперешнего оклада, а после окончания учебы возвращаюсь к ним. Конечно, это было самое лучшее предложение, и я дал согласие. Получив все для командировки – деньги, бланки доверенности и др. – я отправился накануне отъезда в центральный гастроном, чтобы купить продукты в дорогу, а ехать поездом было 10-12 суток. Отобрав все необходимое, подошел к кассе, чтобы оплатить по чеку. Полез в карман брюк, откинув полу шинели (был еще в военной форме), достал портмоне, вынул деньги, оплатил чек и хотел сдачу возвратить на место, но моя рука портмоне не обнаружила. Я был в шоке, за мной, конечно, стояли еще люди, прошло всего несколько секунд, но никто ничего не видел. Я стал что-то предпринимать, но все было бесполезно. Работали мастера своего дела. Ходил потом несколько дней в тот же магазин, даже подлавливал кого-то, но мне очень вразумительно один карманник объяснил, что если бы это было в Ростове, где у них был главарь, вечером все жулье сходилось к нему и все выкладывалось, как кто сработал. Тогда там за определенную плату можно было возвратить документы. А здесь, утверждал он, каждый работает на себя, а документы выбрасывают как муссор. Мне стало все понятно, поиск документов был безнадежной затеей. В моем портмоне была, собственно, вся моя жизнь, помимо всех командировочных документов и денег, там был военный билет, полученный взамен моему офицерскому удостоверению, и хлебные карточки, а это был 47 год. Нужно было все восстановить. Пришлось рассказать управляющему, что случилось, и я его очень упрашивал, чтобы выдали мне новые документы, мол, поеду в Москву, как договорились, и все сделаю, но он мне ответил, что если еще не выезжая из города вот такое со мной произошло, мне веры больше нет. Я смирился, продолжая там работать. Надо было серьезно переосмыслить свою жизнь, не допускать в дальнейшем таких серьезных проколов (то игра в три карты, а то бездумно уложил все важные документы в одно место). Находясь в начале своей новой гражданской жизни, я должен более тщательно взвешивать свои действия, решая ту или иную проблему.
Так что я пока продолжал работать в той же организации. Помню, что на Амуре у нас был свой участок, где постоянно находились три рыбака. И в это тяжелое время каждую неделю каждый получали паек – одну рыбу-кета и банку красной икры. Вот, самая настоящая красная икра считается кетовой. И так надоела тогда эта икра, что, хотя прошло уже много лет с тех пор, у меня никогда не вызывает особое желание вновь попробовать вкус этой икры.
Период моего проживания в Хабаровске выпал на очень молодой возраст, когда многое можно было осуществить, даже в такое тяжелое время. Но не хватало опыта, какого-то внутреннего чутья, чтобы принять правильное решение, часто набивал себе шишки. Но это была настоящая послевоенная жизнь, к которой надо было приспосабливаться, учиться ориентироваться в ней.
В таком полуподвешенном состоянии я оставался в этой организации несколько месяцев. Меня никто не собирался увольнять, но это восстановление всех документов выбило меня из нормальной колеи, и я находился в таком стрессовом состоянии, не зная, что предпринять и как поступить в дальнейшем. Пребывая в таком настроении я навестил моего сослуживца, – мы служили в одной части, а сейчас он работал начальником отдела кадров на крупнейшем заводе им. Кагановича. Я поделился своими проблемами. А он выслушал меня и сказал, что у него тоже не все ладно, а особенно в семье, и предложил: «Давай махнем на Сахалин». В противоположность сюжету известной песни, где бежал бродяга с Сахалина, я сразу согласился. Мы стали готовиться к отъезду, он с сыном (а у него было двое сыновей), и я.
Как сейчас помню, плыли на корабле «Анива», который взяли по репарации у Германии. От Владивостока до Сахалина плыть обычно трое суток. Но нам «повезло», и мы плыли шесть суток. Попали в тяжелейший одиннадцатибальный шторм. Корабль стал неуправляем, его бросало как щепку, и он лег в дрейф, – плыл по воле волн. Я один оставался на полубе, все пассажиры опустились в трюм. Сейчас, спустя много лет после того шторма, мне тяжело описать то состоянии, которое ощущал тогда. Главное, что мне было всего двадцать один год, и все воспринималось в соответствии с моим возрастом. Хорошо помню, как взлетали на самый гребень волны и падали вниз. Казалось, внутри все обрывается. Мы дрейфовали, и корабль занесло близко к Японским островам, которые можно было наблюдать невооруженным глазом. Вскоре шторм прекратился, и наш корабль пришвартовался в порту Южно- Сахалинск. Началась новая страница моей послевоенной жизни, которую я опишу в следующем своем очерке.
ВЛАД АРОНОВ
(Нью-Йорк, сентябрь 2019 года)