Круглая земля

 

B чем мы были уверены, так это в том, что у нас, у читателей, и у Михаила Булгакова была общая оценочная система. Нам было очевидно, что Шариков — жлоб, входящий в силу, а профессор — герой положительный.

Мы знали, кто такой  профессор Преображенский. Ну да, бахвалится, ну да,  не приемлет быдла, ну да, знает себе цену. Но это до поры до времени. А потом — приедут ночью и увезут… В этом знании-предвидении таилась тайна нашей симпатии. А Шариков будет отныне учить, как родину любить. И про него, будущего, мы тоже все знали. Где-нибудь в отделе кадров пристроится, а то и по партийной линии пойдет. Поэтому когда постсоветский человек слышит слова «равенство» или «социальная справедливость», он обязательно вспоминает Шарикова с его директивой:  «да чего тут думать – все взять да поделить!»

Мы даже прощали Булгакову его Швондера, хотя пародийность этого образа с немалой долей язвительной юдофобии не могли не чувствовать..

Но это мы на своей дуге.

Американская читательская публика, представленная чаще всего американскими студентами-славистами, понимает все с точностью до наоборот. Об этом замечательное эссе преподавателя  Веры Белоусовой.

Для американских студентов профессор Преображенский — ограниченный и высокомерный буржуа, бесчувственный и эгоистичный сноб, желающий пользоваться всеми благами жизни любыми средствами, независимо от положения других людей. Они не только не готовы считать Преображенского своим гуру, но и вообще не считают его положительным героем.

Ему предъявлен целый перечень претензий.

Во-первых, Преображенский ставит опыты над животными. Одного этого достаточно, чтобы вычеркнуть его из списка положительных персонажей. В качестве оппонента вы скажете, что это неприятие  оторвано от времени? Резонно. В те времена о подобном зверолюбии не слыхивали, а дымящиеся и коптящие трубы – были основным символом новой эпохи. Но и студенты по-своему правы: литературу мы оцениваем  с точки зрения дня сегодняшнего, а иначе ей — грош цена.

Претензия вторая. Почему бы Преображенскому и в самом деле не дать приют парочке бедных и бездомных?  Вот этот аргумент как раз не имеет никакой привязки к реальности, просто — всплеск абстрактного гуманизма. Стоит только спросить, сколько вы готовы приютить в своем доме homeless people или просто чужих незнакомых людей , да не на неделю, а навсегда. Да еще уверенных, что им это положено по праву, а потому наглых и агрессивных. Вопрос закрывается сам собой.

Дальше — больше. Преображенский говорит очень странные вещи. «Не люблю, — говорит, — пролетариата». Как же можно не любить рабочих вообще, всех сразу?

Преображенский ,-  терпеливо объясняет преподаватель Вера Белоусова студентам-американцам, «с другой планеты», — выступает с позиций здравого смысла и вообще являет собой оплот разума и логики — один из последних в окружающей его безумной реальности. В частности, он следит за тем, чтобы слова не превращались в заклинания, чтобы они имели не мистически-абстрактный, а реальный смысл. Формулировка «любить пролетариат» нелепа, и профессор эту нелепость добросовестно обнажает.

Какая умница эта Вера Белоусова! Попала в самую точку! Слова-заклинания, кодовые формулы стали настоящим бичом нашей политкорректной эпохи. И не то, что без них лучше, но выхолощенные, «правильные» формулировки — несомненный элемент «брейнвошинга».

Студенты возмущенно кипят от фразы:«И вот, когда они займутся чисткой сараев — прямым своим делом…». Он, что же, хочет сказать, что люди не могут переходить из одного социального слоя в другой и заниматься тем, чем им хочется?

Это важный вопрос, пожалуй, самый важный для молодого американца.  Тут оказываются затронуты смысловые центры их мировоззрения. Идея непреодолимости социального разделения никогда не найдет у них понимания, она противоречит самому духу здешних жизненных ценностей.  Весь этот европейский аристократизм, повышенная значимость высшего общества  в противовес  простоте пейзан и прочих обывателей им чужды на каком-то личностном уровне.

Но перечень претензий к образу Преображенского на этом не кончается. Не забывайте, что в переводе на русский по уровню революционной риторики они звучат как пришедшие из марксистского кружка  какого-нибудь 1905 года.

Вот некоторые цитаты:

«Меня изумило, что он признался в том, что он  презирает пролетариат. Обычный богатый капиталист тоже бы отказался помогать нищим людям(!), но выдумал бы какое-то ложное оправдание… Я просто не могу представить себе человека, который вместо того, чтобы легко успокоить людей, открыто объясняет им, что он их ненавидит».

«Я думаю, что Преображенский не уважает этих людей не потому, что они пролетарии, а потому, что они бедные простые люди. Поэтому я думаю, что доктор эгоист и сноб. Ясно, что он думает, что он самый главный человек в СССР и что он заслуживает семи комнат».

«Мнение Преображенского о разделении труда — эвфемизм о классовом обществе. Он хочет оставить все как есть, так как он живет удобно. После революции он столкнулся с неудобствами и страданиями, которые до революции испытывал весь народ».

«У него была большая квартира, служанки, деньги, влияние, все, чего не имел пролетариат. Он продолжает обогащаться, никому не сочувствует. Конечно, Преображенский ненавидит, не уважает и боится пролетариата не только потому, что электричество иногда гаснет, но также, что важнее, потому, что пролетариат грозит приятной жизни профессора».

«Он спокоен, потому что у него нет голода. Но пролетариат голодает и потому они часто действуют со злобой».

«Профессор использовал свое влияние в государстве, чтобы удержать свою квартиру  и унизить домоуправление. Ему удалось, и потом он злорадствовал».

«Швондеру трудно работать в домкоме, если все жильцы такие, как Преображенский».

Смешно.

Hо не менее смешна и наша влюбленность в образ Преображенского. Недавно на страницах Facebook зашел разговор о либеральной интеллигенции. Кто-то сказал: «вы заметили, что все они левые, только профессор Преображенский  правый». Тусовка задумалась, стали искать еще. Потом кто-то сказал: да, он один, но зато какой!

Мы до сих пор уверены, что Преображенский олицетворял некое грядущее, чаямое  светлое «капиталистическое» будущее с  его защитой частной собственности и личной жизни. А американские студенты, дескать, ничего не понимают в «капитализме» и вообще похожи на невежественных комсомольцев.

Hо если студенты были к Преображенскому строги, то еще больше достается ему на западном киноэкране.

Первым «Собачье сердце» экранизировал режиссёр Альберто Латтуада, поставив итальяно-немецкую картину «Почему лает господин Бобиков?»)

В его картине профессор Преображенский и Борменталь – представители нарождающегося фашизма,  а Шариков – добрая трагическая фигура. Он — тип этакого «благородного дикаря» (любимого героя лево-либеральной творческой интеллигенции). А дикарю, как мы знаем, учиться вовсе ничему не надо, ему от природы ведома некая высшая правда жизни. Посмеиваться над его доморощенными истинами – грех, им надо внимать и восторженно соглашаться.

Если в советской экранизации «Собачьего сердца» режиссёра Бортко (1988 год) профессор Преображенский и его ассистент показаны как жертвы социалистической системы, то у Латтуада они, наоборот, творцы опасной сверхидеи, из которой позже вырос германский нацизм.  Речь идет о так называемой «евгенике», с помощью которой планировалось улучшать «породу» людей. Также обоих персонажей отличает лютый социал-дарвинизм.

У Латтуада профессор Преображенский не только протофашист, но и  отъявленный коррупционер – он пытается дать взятку Швондеру!  Еще он решает свои личные дела с помощью сильных мира сего («блата» по-русски ). Ну, и просто алчный человек: мало того, что он помешан на деньгах, он ещё носит платиновые коронки и ест чёрную икру ложками в присутствии прислуги – показывая тем самым социальную пропасть между собой и ними.

У профессора Преображенского в итальянском фильме руки в прямом смысле в крови. На этом специально акцентировано внимание, крупный план окровавленных перчаток показан долго и натуралистично. Также крупный план показывает и социальную нетерпимость профессора – он сжигает в печке неугодные книги (переписку Энгельса с Каутским). Несколькими годами позже то же самое будут делать немецкие нацисты.

Шариков же, наоборот, — славный парень. Все его реальные беды от того, что он живёт среди злобной, извращенческой буржуазии и перенимает её гнилые предрассудки вопреки воспитательной работе Швондера. Последний показан фанатичным коммунистом, бессребреником и тоже в чём-то трагической фигурой, зажатой между Сциллой высших партийных чинов, «крышующих» Преображенского, и Харибдой старой буржуазии, ненавидящей всех швондеров целиком. Латтуада отошёл от показа Швондера как карикатурного еврея, каким он нарочито был описан в книге Булгакова.

В общем, в конце фильма Преображенский остаётся в одиночестве. Его перестаёт понимать даже его верный ученик Борменталь, который, кстати, изображён бездарностью и подхалимом. А все пролетарии «калабухова дома» начинают симпатизировать Шарикову и находить большой смысл  в его триаде,  которую бывший пёс произносит с невыразимым пафосом: «Электричество – Правосудие – Искусство». Как мы уже упоминали, расхожие истины-лозунги – это первое, что усваивают ниспровергатели, где бы они ни находились.

Впрочем, тут  хочется несколько реабилитировать американских студентов. Им не только Булгаков трудно даётся. Свою собственную классику «Унесённые ветром» они тоже  сняли с пьедестала и  записали в «неправильные» картины: «автор  с симпатией описал американское рабовладение, защищал буржуазию». Но ничего не может сравниться  по уровню взаимного несогласия с «Собачьим сердцем».

— Вы ничего не понимаете! — говорим мы нервно оппонентам. — Вы ничего не знаете про травлю  старых специалистов, про  черные воронки по ночам, про коммунальные квартиры и отсутствие частной жизни.

Но западное левое мировоззрение  видит все с точностью  до наоборот.

— Это вы ничего не понимаете! Можно и потесниться и дать место нуждающемуся. Зато справедливость… Социальная защита… Равенство… А смеяться над шариковыми – это  настоящий расизм.

В общем, это наш круг и есть. Вчерашние Homos Soveticus учат Америку, как ей строить «настоящий» капитализм, а американская молодежь, оказывается, большая дока по устройству общества всеобщей справедливости на основе опять-таки всеобщего равенства.

По кругу, опять по кругу…. Потому что круглая земля… Есть ли в этом вопросе абсолютная истина или все познается в контексте истории?