Андрей Рублев — вятский уроженец?

Очень рекомендую всем пользователям ИНТЕРНЕТ увлекательную версию кропотливого исследователя-краеведа из города Слободского Кировской области. Будем рады получить отзывы почтенных пользователей на предложенную версию.

 

Александр Рашковский, краевед, 12 июля 2012 года.

 

 

 

 

Андрей Рублев – Вятский уроженец?

 

 

А.И.Вештомов в своей книге « Истории Вятчан», ждавшей своего издания 100 лет и вышедшей в 1907 году,  пишет: «…что некоторые нынешние Вятчане по словесным преданиям говорят, что Стефан Великопермский бывал из Пермии на Вятку, по словам других мимоездом, и в знак де бытия в Г.Слободском заложил там часовню». Эта часовня отмечена на карте г. Слободского первой четверти XVIII века.

 

На первой Слободской научно-практической конференции «Слободской и слобожане», в 1995 году, кандидат исторических наук Виктор Валентинович Низов на основе открытых им новых архивных документов подтвердил предание о приезде великого северного просветителя Стефана Пермского на Вятскую землю, о его пребывании в селении Слобода ( будущий г. Слободской).  Профессиональный историк отметил, что Стефан Пермский мог посетить Слободской в феврале 1396 года.

Следует отметить, что согласно официальной истории, селения под названием Слобода, а тем более «Слободского городка», на тот период времени просто не существовало.

То, что Стефан был в Слободском – не вызывает сомнений, но в этом ли году?

Новгородцы в свое время, в начале 70-х годов XII века, заключили договор с великим князем Владимирским Андреем Боголюбским, что окажут ему военную помощь в  деле отторжения от Камской Булгарии междуречья Вятки и Камы, где булгары еще в IX – X веках осуществляли торговлю и сбыт товаров в обмен на меха. Согласно этого договора новгородцы получали право на определенные территории Северо-Восточной Руси и добычу там мехов на последующее время: «…покуда Великие князья правят на земле Русской».

Они не раз будут напоминать об этом договоре как владимиро-суздальским, так впоследствии и московским князьям, когда те проводили слишком активную политику по присоединению Северо-Восточных земель и ограничению влияния В.Новгорода, вследствие чего возникали военные конфликты, заканчивающиеся подписанием мирного договора « по старине».

В 1385-1386 гг. новгородцы в очередной раз, обеспокоенные появлением епископии  в Усть-Выми, которая утвердилась на землях, являющихся сферой их традиционного влияния, совершили ряд набегов на вычегодские земли, что заставило Стефана Пермского совершить вояж в В.Новгород с целью улаживания конфликта. Его приезд оказался как нельзя  кстати и для новгородцев, т.к. здесь разгоралась очередная волна ересей так называемых «стригольников». Стефан написал яркое полемическое сочинение, в котором обличал еретиков и поддерживал православные догматы. Авторитет епископа-миссионера  оказал большое воздействие на нормализацию церковной жизни в В.Новгороде. Имела успех и дипломатическая часть поездки — Новгород признал новую епархию.

Возможно, что именно в 1386 году, перед тем, как отправиться в В.Новгород, Стефан Пермский посетил г. Слободской или Слободск ( это название города осталось только в изданиях Русской Православной Церкви), столицу республики «Вятка», основанной по замыслу Андрея Боголюбского при помощи новгородцев и официально признанной  в 1181 году, этот центр   меховой торговли с окрестными племенами.

Это была закрытая территория, « потайная кладовая», сведения о которой не упоминались в официальных источниках. Недаром имперский посол, барон Сигизмунд Герберштейн, описывая Вятскую землю, сообщал: « Есть на Вятке еще Слободской городок, но когда он возник, неизвестно…».

Меха, собранные среди племен Вятско- Камского междуречья, а также впоследствии и за « Камнем» – Уральскими горами, поступали из Слободска северным путем, через Великий Устюг,  в великокняжескую казну, обеспечивая независимость и рост могущества зарождающегося Русского государства.

То, что вятчане имели давние традиции походов за Урал, свидетельствует такой факт. В 7007(1499) году, через десять лет после присоединения Вятской земли к Московскому государству: «…послал князь великий в Югорскую землю …воевод князя Семена Курбского да князя Петра Ушатова, да Василья Иванова сына Гаврилова».Среди руководителей этих трех отрядов, а также детей боярских, упоминаются  «…вятчане, живущие в московской земле», то есть те, кто был вывезены с Вятской земли в 1489 году и были расселены в московских городках. Пишутся они полным именем, т.е. имя, отчество и фамилия, что говорит об их статусе, но если среди них слобожане – неизвестно. Понятно, что были они во главе отрядов не просто попутчиками, а являлись проводниками и толмачами (переводчиками).

Стефан, возможно, давно собирался посетить Слободск и была для этого весьма уважительная причина, т.к. Вятская земля, этот форпост Северо- Восточной, Залеской Руси, спрятавшееся за глухими лесами и непроходимыми болотами в северной дальней стороне, судя по всему, являлась Родиной иконописца мировой известности-Андрея Рублева.

Это версия и как бы она фантастично не звучала – имеет право на существование.

За прошедшие столетия от предполагаемой даты его рождения – 1360 год, ни одно княжество, город  не указали в своих летописных источниках о рождении либо появлении в их пределах Андрея Рублева. Ни какой-либо княжеский, боярский или купеческий род не предъявили прав на родство с ним. Была, правда, псковская версия его происхождения, но она была отвергнута искусствоведами как несостоятельная, т.к. в его искусстве не проглядывает ни одной черты, присущей псковской живописи, глубоко своеобразной и совершенно непохожей на среднерусскую. Ни древние свидетельства, ни предания не знают рублевских произведений на псковской земле.

Документальная несостоятельность «псковской версии» окончательно выяснилась, когда уже в наше время было установлено, что псковская фамилия Рублевых при жизни художника не существовала. Ее родоначальник посадник Семен еще в 70-80-х годах XV века носил прозвание Рубелка.

Эта дата рождения  в достаточной мере согласуется со свидетельствами источников, что скончался он в 1430 году «…в старости велицей». Достоверных сведений, которые позволяли бы точно установить место рождения, не существует, а скорее всего они «глубоко и далеко» спрятаны, иначе многое пришлось бы изменить в нашей официальной истории.

Андрей был известен не под своим личным прозвищем, а под прозвищным отчеством.

« Рубль»- предположительно, являлось личным прозвищем его отца или даже кого-то из более отдаленных предков. В Северо-Восточной Руси люди с таким родовым прозвищем не занимали высокого положения в обществе. Рукописи конца XV- начала XVI века сохранили упоминание о Рублевых- торговцах, ремесленниках, крестьянах, «посельских» людях.

Эта фамилия и в настоящее время широко распространена как в г. Слободском, так и в Слободском районе.

Косвенным подтверждением вятской версии является весьма интересное высказывание Солоницына, исполнителя главной роли в фильме А. Тарковского « Андрей Рублев», что он по происхождению тоже вятский, как и Рублев.

Крупнейший знаток древнерусского родословия С.Б.Веселовский выводит значение этой фамилии от «рубеля»- инструмента, употреблявшегося  для обработки (накатки) кож, и считает, что это семейное прозвище может свидетельствовать о происхождении Андрея Рублева из рода ремесленников. То, что одаренный юноша из ремесленной среды  решил заняться другим, нежели его предки, ремеслом – иконописью, вполне с этим согласуется.

Стефан Пермский, возможно, давно знал Андрея – связи Слободска и В.Устюга были давними и крепкими. Известно, что в 80-х годах XIV века Стефан ходил проповедовать с иконой, так называемой зырянской « Троицей», в настоящее время находящейся в собрании Вологодского краеведческого музея. Икона почти аналогична « Троице» Рублева и, вероятно, значение было такое же. Так что визит его в Слободск носил не только дипломатический характер, улаживающий возникшие трения между новгородцами и центральной московской властью, что впоследствии с успехом Стефан осуществит в В.Новгороде, а пользуясь оказией, забрать Андрея в Москву. Стефан, сам человек неординарный, грамотный и весьма начитанный, понимал, что это талант, самородок и что для дальнейшего его развития и, главное, признания среди иконописцев Московской Руси нужны были настоящие учителя – мастера своего дела, а 1386 году Рублев уже был состоявшимся иконописцем. К этому времени он прошел, судя по всему, все стадии обучения и какое-то время поработал самостоятельно, чтобы обрести собственный голос и известность.

Это подтверждает общепринятая в современном нам искусствоведении  мысль, что сложение Рублева как самостоятельного, со своим стилем и художественным лицом мастера относится к 1390-м годам.

А учиться было у кого. Не надо забывать, что Родиной русского религиозного искусства XIV и XV веков, местом его высших достижений являлся Великий Новгород – « русская Флоренция». Именно новгородская школа иконописи, представители которой несомненно были и работали в Слободске, оказала влияние и сформировала Рублева как художника – иконописца. Жили в городе и потомки тех владимирских мастеров, что учились уму – разуму у иноземных пришельцев с романского Запада, присланных  к князю Андрею Боголюбскому императором Священной Римской империи Фридрихом I по прозванию  Барбаросса (Рыжая борода) для обустройства новой столицы – Владимира на Клязьме, т.к. Киев отказал в помощи мастерами и художниками. Это был обычный для европейского средневековья способ сбора мастеров на крупных строительствах, а предприимчивые и сметливые русичи быстро переняли как все тонкости каменного строительства, так и внутренней росписи храмов, а также опыт резьбы по дереву —  деревянной скульптуры и разнесли эти навыки по всем городам Северо – Восточной Руси.

Родился Андрей Рублев в Слободске или где–то рядом, неизвестно. Но становление его как художника-иконописца произошло несомненно здесь. Это был представитель смешанного брака: отец- христианин, владимирец или устюжанин, мать-удмуртка, язычница. Предание рисует Андрея  тихим, скромным, созерцательным и незлобивым человеком, предельно искренним в своих убеждениях и по собственным его умиротворенным, гармоничным творениям, многое в его личных свойствах было врожденным.  « Он сосредоточен, погружен в себя, немного робок, но настойчив в исканиях и в сердце своем хранил тот жар, который тем больше согревает, чем глубже он запрятан» – писал о Рублеве М.Алпатов.

Важно отметить то, что все написанное Рублевым объединяет одна специфическая особенность — в ликах кисти Андрея столько тишины, мира, покоя, любви, что иногда кажется – это искусство просто не могло родиться в эпоху кровавых войн, трагических испытаний, пережитых русскими людьми XIV и XV веков. Иначе оно хоть как-то отразило бы в себе эти тяготы, выпавшие на долю русского народа. Все эти произведения мог написать только свободный человек, родившийся на земле, где в течение нескольких столетий существовала вечевая, выборная, демократическая республика, где дух свободы и независимости передавался из поколения в поколение. Свободный как физически – не живущий в постоянном страхе за свою жизнь и жизнь своих близких, которая могла в любой момент оборваться по прихоти князя или иноплеменного захватчика, так свободный и духовно и творчески. Свободно мыслящий, не связанный никакими условностями и канонами.

Это языческое поклонение природе, переосмысленное и освященное верой христианской и в сочетании с тем Божественным даром, данным ему свыше, позволило Рублеву написать такие произведения, как « Спас Нерукотворный» Звенигородского чина.

Лик рублевскаго Спаса дышит силой и покоем, писал В.Сергеев. Это лицо зрелого человека в мерном расцвете духовных и физических сил. Сильно открытая, крепкая шея Спаса повернута как бы несколько в сторону, в то время как лицо, обрамленное тяжелой шапкой длинных, спускающихся почти до плеч волос, обращено прямо к зрителю. Такое соотношение разворота шеи и лица сообщает сразу ясно уловимое движение по направлению к человеку, который стоит перед иконой. Небольшие, чуть суженные, близко поставленные глаза, внимательно и доброжелательно смотрят из-под слегка приподнятых бровей. Этот взгляд выделен в нежном живописном свечении лица, написанного плавными бликами прозрачной охры, с теплыми высветлениями, которые мягко обозначают объемы.

«Спас» Рублева поразил современников. Отпечаток огромного впечатления, которое он произвел на людей XV века, несет на себе не одно произведение даже из того немногого, что сохранило для нас время из икон этого столетия.

Нужно отметить, что в те времена, да и позднее тоже, написание образа Спасителя являлось завершающей стадией ученичества, как бы копия чудесного первоначала «священного искусства», после чего подмастерью присваивалось звание мастера, дающее право самостоятельной работы и возможность иметь учеников.

И, конечно, « Троица»- эти работы не оставляют равнодушными и восхищающие до настоящего времени всех тех, кто смотрит на них с истинным пониманием и верой.

В нашей русской природе есть некая великая простота, писал Б.Шергин- сын архангельского помора, корабельного мастера, с юности увлеченный «святою стариной» родимого Севера. Эту простоту скудостью назвал поэт. « Эти бедные селенья, эта скудная природа…». Но душевные очи художника в этой простоте видят неистощимое богатство. Серенькое русское небо, жухлого цвета деревянные деревнюшки, березки, осинки, елочки, поля, изгороди, проселочные в лужах дороги… Красками как будто бедна. Но богатство тонов несказанно. Жемчужина — на первый взгляд она схожа с горошиной. Но вглядись в жемчужину: в ней и золото заката, и розы утренней зари, и лазурь полуденная. Не богаче ли, не краше ли перламутра тонкая пелена облак над холмами Радонежа?

Что проще наших полевых цветочков: ромашка, иван-чай, лютик, незабудка, колокольчик, голубоглазый василек? Но не в голубизну ли василька, не в синь ли полевого колокольчика божественный Рублев одел пренебесное творение свое – икону « Святая Троица».

Жемчужность и перламутр рублевских красок- оне русского «серенького» неба.

Скажут: « Но эти краски Рублев видел у византийцев, у Феофана Грека! Нет уж, извините! Эту тихую мечтательность, этот пренебесный мир, эту божественную гармонию не только линий и очертаний, но и красок, блаженный Андрей мог найти только в себе и видеть только около себя!»

Творчество Рублева было связано с особым движением, которое носило название «исихазм»- молчальничество. Это одно из древнейших направлений в монашестве, но особенно усилилось и выросло это направление в XIV столетии. Одной из целей «исихии»-безмолвия было достижение внутренней тишины, гармонии, цельности душевных и телесных состояний, «умное восхождение»от чувственных впечатлений к «невещественному фаворскому свету». «Безмолвие, — по определению Григория Паламы, — есть остановка ума и мира, забвение низших, тайное видение высших…это и есть истинное делание, восхождение к истинному созерцанию и видению Бога».

Предание, записанное знатоком и собирателем творений Рублева русским писателем Иосифом Волоцким в начале XVI века, рисует образ Андрея не просто созерцателя-исихаста, а исихаста-художника, который через « великое тщание о постничестве и иноческом жительстве» сумел: «… ум и мысль возносити к невещественному…чуственное же око возводити к написанным образам…». Важно и то замечание Иосифа, что эта черта была присуща и другим, трудившимся вместе с ним художникам — Даниилу Черному, его старшему «сотоварищу» и «иным многим».

Следует также сказать, что Рублев считался человеком исключительного ума и духовного опыта – «всех превосходящ в мудрости зельне».

Умолчанию в летописях о деятельности Рублева до 1405 года, когда он впервые упоминается в составе « дружины» Феофана Грека вместе с Прохором с Городца, способствовало то, что оставленный Стефаном, епископом Пермским, на попечение своего друга, Сергия Радонежского, Андрей становится княжеским художником Юрия Дмитриевича Звенигородского, которому Сергий приходился крестным отцом.

Следует отметить то, что Вятская земля была вотчиной Юрия Дмитриевича, но когда она была передана в его владение – неизвестно, т.к. акт о пожаловании его этими землями утерян, как и многие другие, имеющие отношение к Вятке и ее жителям.

Рублев участвует в росписи звенигородских храмов, строительство которых начал Юрий Дмитриевич и где во всей красоте и мощи проявился его талант художника. Это мы можем видеть в дошедших до нас иконах « Звенигородского чина», покоряющих редким сочетанием изящества и силы, мягкости и твердости, но прежде всего своей безграничной добротой.

Но, в связи с событиями феодальной войны 1425-1453 годов, сведения о строительстве и росписи храмов в Звенигороде были вычеркнуты из дошедших до настоящего времени списков официального Московского свода 1408 – 1419 годов. Подобно тому, как исчезли имена Юрия Звенигородского и Андрея Рублева из второй Пахомиевой редакции « Жития Сергия Радонежского». В этой редакции также исчезает всякий намек на участие Юрия Дмитриевича в сооружении Троицкого собора, постройка которого представлена как дело, совершенное всецело по инициативе и настоянию Никона. Для Пахомия Серба, который стал официальным агиографом, после ослепления великого князя Василия II Васильевича, сына Василия I Дмитриевича, и смерти Дмитрия Шемяки, было невозможным, какое бы то ни было упоминание об отце Дмитрия – Юрии Дмитриевиче Звенигородском.

В 1392 году, после смерти Сергия Радонежского, Андрей Рублев переходит в Спасо – Андронников монастырь и начинает работать в великокняжеской книжной мастерской, которая, судя по всему, там находилась, и где уже работал Феофан Грек, занимается росписью заставок, инициалов и миниатюр, не теряя связи с Юрием Дмитриевичем.

К этому времени, девяностым годам XIV в., как датирует В.Н.Лазарев, относится появление Евангелия Хитрово, оформление которого многие искусствоведы считают работой Андрея Рублева.

К 1395 году относится первая упоминание московских летописцев о росписи Феофаном кремлевских храмов. « Июня в 4 день, в четверг, как обедню починают, начата бысть подписывати новая церковь каменная на Москве Рождество святыя Богородицы, а мастеры бяху Феофан иконник Гречин философ, да Семен Черный и ученицы их ». Среди безымянных учеников был, вероятно, и Андрей.

Трудновато, наверное, пришлось Рублеву, уже состоявшемуся мастеру, работать  под началом Феофана, но, судя по дошедшим до нас произведениям Андрея Рублева, греческий мастер не смог оказать решающего влияния на сложившееся направление и характер творчества великого русского художника. По замечанию В.Н.Лазарева, Рублев первый из древнерусских художников, использовав византийское наследие, одновременно настолько радикально его переработал, что в дальнейшем оно уже не играло значительной роли в истории не только московской, но и всей древнерусской живописи. В рублевских иконах и росписях количество самобытных русских черт переходит в новое качество.

В 1408 году ( к этому времени Феофан Грек уже умер ) Андрей Рублев и его друг, « сопостник», Даниил Черный, с которым он работал до конца дней своих, по приказу великого князя Василия Дмитриевича, участвовали в работах по украшению Успенского собора XII в. Во Владимире. Им пришлось почти заново расписать фресками величественное сооружение Андрея Боголюбского и Всеволода Большое Гнездо. В этих росписях много загадок, ответ на которые не найден до настоящего времени. Здесь Рублев в первый и последний раз нарушает  законы иконографии, о причине этого приходится только догадываться.

В композиции « Страшный суд» в образе покровителя иконописцев – апостола Луки, с высоким лбом и тонкими чертами лица сквозит отпечаток утонченного интеллекта. По древней традиции и по предписанию более ранних иконописных подлинников Лука обычно изображается молодым, кудрявым, с темными волосами, закрывающими лоб. Светловолосый, со « взлысым лбом», небольшой и редкой бородой, задумчивый Лука со сводов Успенского собора настолько не похож на узаконенный иконографический образ, что невольно возникает вопрос – не навеян ли этот образ какими-то жизненными ассоциациями? Не сам ли это Андрей Рублев?

А вот как изображен великий иконописец, расписывающий наружную фреску над входом в Спасский собор московского Спасо-Андронниковского монастыря на миниатюре XVII в. Старческое кроткое лицо, он облысел, лишь на затылке недлинные жидкие волосы. Но голова с огромным лбом очень красива. Борода старца негуста и неокладиста, вьющиеся ее пряди слегка развиваются. Между этими изображениями временной промежуток приблизительно в 20 лет. Сказать, что это один и тот же человек – сложно, но параллели, как говорится – налицо.

В композиции « Страшный суд» есть еще несколько изображений, имеющих отступления от законов иконографии. Среди них символическое изображение четырех царств, представленных в облике зверей. Здесь Рублев вводит образ медведя, не имеющий прямых предшественников в русском и византийском искусстве более раннего времени. Удивительная по своему правдоподобию фигура медведя выделяется особым неторопливым ритмом своего тяжелого, утверждающего шага. В рублевском медведе есть и выражение грозной силы лесного хозяина, и затаенная хитрость, и едва уловимый оттенок добродушия, свойственный персонажам русских сказок. Медведь бредет с низко опущенной головой, словно высматривая затерянный след. Художник подмечает характерную повадку зверя, его чуть вытянутую морду, похожий на копну загорбок, крепкие клыки и кривые когти.

Трудно сказать, какой исторический смысл вкладывал Рублев в образ медведя и что могла означать эта фигура. Но нельзя забывать, что культ медведя имел древнейшее происхождение, и не намек ли это на Родину Андрея – Вятскую землю, долго хранившую славу неприступно-глухого, медвежьего угла русской земли.

17 июля под сводами русских храмов зажигаются лампады и свечи перед иконами новопрославленного святого, и древними напевами, старинным, но не стареющим славянским языком славится « наша похвала и радование» – « чудный иконописец Земли Российской», « иконою Святые Троицы всему миру проповедавый единство» – Андрей Рублев.

 

 

Сергей Александрович Пленкин, краевед, город Слободской 10 июля 2012 года