Автор: Фрагмент десятый
…К мэру Беэр-Шевы приехал министр инфраструктуры Израиля Ариэль Шарон.
Рагера с Ариком связывала давняя боевая дружба: подполковник армии обороны Израиля, Ицхак Рагер руководил многими операциями во время Шестидневной войны, его подписи увековечили арабскую капитуляцию в городах вокруг Иерусалима: Гило, Вифлеем (Бейт-Лехем), ещё несколько населённых пунктов.
– Срочно приезжай, есть разговор, – сказал мне по телефону мэр.
Разговор шёл о строительстве в Беэр-Шеве караванного посёлка.
(Подчеркну – опять в скобках – такую немаловажную подробность. Последний большой всплеск алии семидесятых произошёл в 1979 году, с тех пор ворота в Железном занавесе в течение десяти лет были почти герметично задраены. Рабочих мест в стране не было, жилищное строительство было практически прекращено, система абсорбции разрушена – за неимением олим неразумно тратить средства на содержание центров абсорбции, ульпанов, учителей, чиновников… И вдруг – прорыв плотины, лавина, половодье. Маленькая страна, жившая все годы в состоянии непрекращающейся войны, должна была на ходу организоваться для приёма новых граждан, не забывая при этом ни о внешнем враге, ни о своих нелегко живущих гражданах. Задача казалась невыполнимой, тем не менее её необходимо было выполнить.)
На фото: Первый секретарь
и атташе по культуре посоль-
ства России Т.А. Карасова
на приёме у Рагера.
– Решай на месте, да или нет, раздумывать некогда, – по-военному приказал генерал в отставке Шарон подполковнику запаса Рагеру. – Если «да» – строй, если «нет» – отдам другому мэру. Ты у меня первый, но не единственный.
– Что ты думаешь? – взглянул на меня Рагер.
– Я ничего не думаю, – ответил я. – Мне нужно знать все «за» и все «против».
С Ариком я тоже был давно и хорошо знаком, в середине семидесятых снабжал его маму Веру русской литературой, которую она охотно и жадно поглощала.
– «Против» нет ничего, всё только «за», – сказал Арик. – Мы построим городу всю инфраструктуру: проведём воду, электричество, канализацию, очистим и благоустроим участки. Когда потребность во временном жилье закончится, сможете снести караваны и строить виллы, всё для этого уже готово – без затрат из городского бюджета.
– Арик, ты предлагаешь мне построить в моём городе концлагерь. Бараки будут стоять, прижатые один к другому, у людей не будет работы, скученность, незанятость, пьянство, наркотики, проституция, семейные драмы, поножовщина, преступность. Мы это уже проходили. Все претензии будут ко мне, я стану самым непопулярным мэром в стране.
– Смотри дальше собственного носа, – возразил министр. – С ростом населения появятся рабочие места, люди постепенно устроятся, начнут зарабатывать, переедут на постоянные квартиры, город вырастет, а плохое забудется. Твой город будет говорить по-русски, а молодые – на иврите, они пойдут в театр, в библиотеку, на концерты, а дети – в садики, школы и университет. Ты станешь самым популярным мэром в Израиле.
– Что ты думаешь? – теперь Арик задал мне вопрос – по-русски, он любил при случае блеснуть своим картавым русским языком.
Конечно, караванный городок построили, и его заселили новыми репатриантами – в подавляющем большинстве из стран СНГ, но встречались и чернокожие евреи из Эфиопии. Между выстроенными рядами двухквартирными бараками пролегли новые дороги, пошли автобусы, появились муниципальные детские сады. Прошло какое-то не очень длительное время, и около некоторых бараков стали парковаться новенькие «олимовские» автомобили – репатрианты находили работу, обустраивались.
––––о––––
– У тебя остаётся время для чтения? Какие книги ты читаешь?
– Если я за год прочитываю три книги, это хорошо, очень хорошо. Ты же знаешь: я встаю в пять, в шесть начинаю обход города, особенно те места, где вчера прорвало водопровод или канализацию, или обвалился балкон, или… – много «или», к сожалению, случается у нас ежедневно. В восемь вхожу в кабинет, просматриваю вчерашнюю почту – до девяти. В девять начинается рабочий день. О каком чтении можно говорить? Поэтому три книги за год – желаемая, но почти непозволительная роскошь. Две книги я всё же прочитываю. Первая – Тора. Вторая – «Сто лет одиночества» Маркеса. Ты читал?
Я вынужден был признаться: нет, не читал. В годы моего пребывания в СССР Маркеса, насколько мне помнится, там не печатали. Как и Тору. Теперь печатают. Теперь и Тору, и Маркеса я читал, многое по несколько раз. Например, «Сто лет одиночества». Ну, и, конечно, Тору.
– На каком языке ты читаешь Маркеса?
– Первый раз прочитал по-английски. Потом в оригинале. С тех пор читаю только в оригинале.
– Ты любишь анекдоты? Расскажи первый пришедший в голову анекдот.
– Встречаются в космосе два корабля – земной и внеземной. На каждом пара пассажиров – мужчина и женщина. Находят общий язык и договариваются: обменяться партнёрами, чтобы разобраться, как происходит воспроизводство потомства на их планетах. Инопланетянин заводит земную женщину в комнату с большим количеством баночек, пробирок, колб. Берёт колбу, плюёт в неё, предлагает гостье: «Плюнь». Она выполняет его просьбу. Он берёт пестик и начинает перемешивать. Через некоторое время из колбы раздаётся детский плач, ребёнок готов. Земной мужчина приводит инопланетянку в спальню, раздевается, раздевает гостью, укладывает её в постель и принимается за воспроизводство. Когда действо наконец заканчивается, женщина удивлённо спрашивает: «Где же ребёнок?» «Ребёнок появится только через девять месяцев», – отвечает землянин. «Почему же ты перестал перемешивать?» – недовольно спрашивает женщина.
Поздний вечер. Мы засиделись, завтра на заседании городского совета нужно докладывать о положении с трудоустройством репатриантов, принять какие-то решения, провести голосование, убедить несогласных.
– Я не заставляю инженеров, врачей, учёных работать дворниками. Но те, кто во время изучения иврита захочет подработать, должны получить такую возможность. В этом ничего зазорного я не вижу. Поднимем зарплату дворников до… до двух тысяч шекелей, это в дополнение к корзине абсорбции, без её уменьшения. Выдадим спецодежду. Пока как-то выучат язык, пока найдут работу по специальности… пусть получат такую возможность – кто захочет.
Вдруг – стук в дверь. Не звонок, а удар, ещё удар и ещё. Ижо сбрасывает цепочку, поворачивает ключ, распахивает, на пороге стоит его зам. Волосы взъерошены, лоб густо покрыт крупными каплями пота, зрачки расширены, дыхание частое и прерывистое.
– Входи, – берёт гостя за локоть мэр и вводит в комнату. – А ты иди, иди домой, – торопливо обращается Ижо ко мне, – иди-иди, не задерживайся, я всё решил… иди, это зрелище не для тебя.
Торопливо прощаюсь и ухожу. Рагер вообще старается держать меня подальше от разборок, грязи, раздоров, склок. «Это не для тебя» – говорит он мне, если возникают подобные ситуации.
Но от одного оградить не сумел: от вызова к следователю, занимавшемуся расследованием злоупотреблений в мэрии и в Фонде развития города. Мэру Беэр-Шевы и председателю Фонда угрожало открытие уголовного дела. Местные газеты и еженедельники, как им и было, очевидно, положено (право граждан на свободное получение информации незыблемо) соревновались между собой в количестве грязи и компромата, выплеснутых на их страницы.
Рагер слёг в больницу. Установили рак, но не могли определить место расположения опухоли. Мэра увезли в США, в какой-то очень специализированный госпиталь. С большим трудом обнаружили: опухоль – редчайший случай! – аппендикса. Прооперировали. Сказали – со всей прямотой и откровенностью: шансов нет, ну, просто никаких.
– Просто никаких? – переспросил Рагер.
– Опухоль можно подавить химией, но придётся вводить такую дозу, какую не выдержит даже лошадь.
– А если не вводить, ведь тогда приговор окончательный. Верно? Значит, надо вводить.
Ввели. Выдержал, ожил. Выписался из больницы.
Я позвонил Бовину, и он приехал в Беэр-Шеву. Рагер принимал нас дома. Он похудел, выглядел подтянутым. Сам приготовил кофе, мы сидели за столом, шутили, много смеялись и делились планами.
––––о––––
(Продолжение следует)