Татьяна Хохрина. СЧАСТЛИВ ДОМ, ГДЕ ЗВУКИ СКРИПКИ НАСТАВЛЯЮТ НАС НА ПУТЬ….

Я валяюсь на больничной койке в ожидании скорого освобождения и от нечего делать смотрю Олимпиаду. Все-таки очень далека я от большого спорта! Да и от малого…В смысле физического совершенства Малаховка расплатилась с мировой цивилизацией оптом, расположив на своей территории МГАФК — Академию физкультуры, чтобы сразу снять все вопросы, потому что индивидуально к активному спорту в Малаховке был предрасположен только один человек — легкоатлетическая олимпийская чемпионка Ирина Привалова, остальные в лучшем случае играли в шахматы и в шашки, впоследствии умножая собой сборные команды Израиля, США, Германии и Австралии. Ну, может еще на велосипедах катались, на лыжах и на санках, но не ради спортивных достижений, а больше для общения.

Совсем другое дело — вклад Малаховки в политические мировые процессы и в культурное развитие. Про политику, конечно, ясно было сразу: при такой концентрации вырвавшихся за черту оседлости математиков, адвокатов, гинекологов, кинооператоров, протезистов, сценаристов и музыкантов политические процессы в Малаховке должны были оставить Москву и Питер далеко позади. Хотя у нас не было ни Кремля, ни Зимнего дворца, зато в Летнем театре, да и вообще под каждым кустом легко могла заседать небольшая фракция бундовцев, а для несогласных на выбор были все остальные течения. Зря что ли в Малаховке проживали под наблюдением ЧК эсеры Мария Спиридонова и А.Измайлов, на Малаховской железнодорожной станции был арестован Сидней Рейли (только здесь хитрец мог незаметно затеряться среди таких же англичан, как он сам) и именно в Малаховке на даче отдыхал после трудов праведных Рамон Меркадер. Так и хочется открыть доску почета «Лучшие люди нашего поселка»!

Политика так глубоко пронизала жизнь малаховчан, что они понимали друг друга без слов. Я не раз видела, как сходились на долгий беззвучный спор глава еврейской общины старик Гендлин, директор библиотеки Манцихер и заведующий аптекой Першиц. Гендлин разводил сухими ручками и говорил:»Эхехеееее..Не думал таки шоб….», на что оптимист Манцихер решительно отвечал:»Ну нет! Зачем?! Все же….», а недоверчивый и желчный Першиц с кривой улыбочкой опровергал:»Как раз именно что! И вы мне будете говорить?! Плохо да! Об прилично нету речь!». И все трое сокрушенно качали головами, причем можно было не сомневаться, что они единодушны в общем неутешительном выводе.

Ну а про культурку и говорить нечего! В Малаховском Летнем театре дебютировала Ф.Г.Раневская в спектакле «Тот, кто получает пощечину», в этом же театре пели Шаляпин и Барсова, рядом на даче жил Глиер, в соседней школе рисованию учил Шагал, так что чувство прекрасного жители Малаховки впитали вместе с песчаной почвой, озерной водой и ранней клубникой. Городской телефон и теплый сортир были у единиц, а фортепиано и скрипка — практически в каждом доме. Приличные малаховские дети ходить, говорить и заниматься музыкой часто начинали одновременно. Некоторые потом успешно кормились этой профессией, как, например, знаменитый пианист Алексей Гариболь, а большинство просто полюбило музыку навеки, потому что она стала частью их детства.

Мы с сестрой тоже заплатили дань Эвтерпе, усердно колотя по клавишам все десять лет школьной жизни. Точнее будет сказать, правда, что дань заплатили-то скорее не мы, мы были рабами на музыкальных галерах, а дань заплатили наши родители. Не зря папа печально говорил: «Этот фокстрот нам стоил десять тысяч…». Вариантов занятий музыкой было несколько: можно было ходить на курсы игры на фортепьяно и скрипки в клуб Шахтер, можно было учиться в музыкальной школу в Красково, а можно было заниматься у частного педагога у него или у себя дома. Наши родители выбрали последний вариант. Со мной занималась музыкой мама автора «Школы игры на фортепиано» Елизавета Натановна Николаева, глухая, как Бетховен, но куда менее одаренная. Почему-то занятия с ней считались особенно престижными, хотя она штудировала только унылые сочинения из издания собственного сына, но и их исполнение не могла оценить толком, поскольку ни черта не слышала, а я старалась играть потише. Так я до сих пор и не знаю, подавала ли я какие-то музыкальные надежды и имела ли шансы прославить Малаховку или моя тихая «Песня Сольвейг» так и осталась бы неудачной версией.

Сестре моей досталась более сохранная учительница, веселая кудрявая старушенция, у которой вся музыкальная классика подозрительно напоминала телепередачу «Три аккорда», но и сестра моя не вышла за пределы домашних вечеров и школьной самодеятельности. Хватит того, что вокруг все звенело, рассыпалось трелями и звучало на разные лады и голоса. Если бы не начавшаяся в конце 60-х скоропалительная миграция малаховского населения, силами только нашей улицы можно было бы восстановить убывший туда же оркестр Арановича и еще пяток музыкальных коллективов.

После завтрака в летнее знойное время или после школы зимой наша улица наполнялась какофонией музыкальных экзерсисов ее юных обитателей. Из калиток и окон только и слышалось: «Веня, как ты ставишь кисть!», «Адочка, грай, грай чище!», «Люба, раз и, два и, три и ….». Толстый Вовка Брофман доводил до белой горячки окрестных дачников, пытаясь перепилить свою скрипку. Над улицей набатом гудел бас тети Дины Хайкиной, выносившей приговор щуплому Додику, не подготовившему очередного этюда Черни:»Вот ты у меня пойдешь на озеро — это раз, и так ты у меня увидишь фотоаппарат — это два, и отдельно ты получишь удовольствие от папы — это три!». Ведь никто тогда не знал, что додикову игру так никто слушать и не захочет, зато за его фотографии будут конкурировать лучшие журналы мира! Зато Адка, которая соглашалась играть только за кусок селедки, предпочитая её шоколаду, доигралась до преподавания в великой Джульярдской школе. Так что некоторые усилия все же были не напрасны!

Теперь Малаховка разбрелась по всему свету. Мои позавчерашние соседи терзают струны и лады, стучат по клавишам и ксилофонам, дудят в саксафоны и кларнеты везде, где еще слушают музыку, и я совершенно не удивилась, узнав однажды со спины исполняющего «Караван» папиного одноклассника, ссутулившегося в оркестре у Рокфеллер-центра, где на новогоднее время всегда заливают открытый каток. Но еще большой вопрос, найдется ли там столько других талантов, сколько выплюнула в большой мир моя малая Родина. И вы мне будете говорить?!

© Татьяна Хохрина