Автор: ДЖОН СТЮАРТ МИЛЛЬ vs ДЖОН МЕЙНАРД КЕЙНС
Что знали экономисты в XIX столетии и напрочь забыла ученая братия в ХХ.
В выпуске 3 моей эпопеи был помещен краткий обзор Мельхиором Палым теории Кейнса, . Поэтому я решил не возвращаться подробно к его теории отдельным выпуском № икс. Более интересным мне кажется показать, как смотрели на эти проблемы классики политической экономии, которых Кейнс как бы превозмог и превзошел. Боюсь, заинтересованным читателям придется немного поднапрячься для такого чтения, но оно того стоит. Да, в общем, все это не так уж сложно. Как сказал некогда великий Альфред Маршалл: «Всякое краткое изложение экономических идей способствует заблуждениям, исключая, возможно, данное мое высказывание».
В середине XIX ст. Дж. Ст. Милль писал: «В числе ошибок, наиболее пагубных по своим прямым последствиям, была безмерная важность, которую придавали потреблению. Эта цель под разными именами – неограниченный спрос, оживленное обращение, огромные траты денег, обильное потребление – понималась как главное условие процветания», — пишет Милль. Метил в своих оппонентов, а угодил… Даже не верится.
Но слушаем его дальше: «При нынешнем состоянии науки нет необходимости оспоривать эту доктрину в самых восхитительно абсурдных формах ее или приложениях. Никто больше не отстаивает полезность широких государственных расходов ради поощрения производства… В противоположность этим очевидным нелепостям, экономисты с триумфом установили, что потребление вообще не нуждается в поощрении».
В кого же он попал, уж не в самого ли Кейнса? Самая суть его учения состоит в том, что депрессия возникает от недостатка «эффективного спроса», и что необходимо всемерное поощрение совокупного спроса путем наращивания государственных расходов, есть парафраз формулировок Милля, приведенных в начале.
Впрочем, это не случайное попадание. Лет через сто мишень Милля вернулась на круги своя — Кейнс открыто защищал политику меркантилистов XVII – XVIII веков и отвергал Закон Сэя (см. часть 4 в нашей серии о деградации). Поистине, нет ничего нового под солнцем. Поэтому доводы Милля не только не устарели к нашему времени, но стали чуть ли не еще более актуальными.
Тот, кто сберегает свой доход, говорит Милль, не в меньшей степени потребитель, чем тот, кто свой доход тратит. Только потребление его – иного рода. По Миллю, сбережение, в общем случае, – это инвестирование. Сберегаемые средства идут на производительное потребление: на закупку капитальных благ, зарплату рабочим… Именно производительное потребление создает прибавку к национальному богатству. Оно создает новые порции товаров и, одновременно, создает новый спрос на рынке со стороны рабочих. К тому же сами производители предъявляют спрос также и на потребительские товары, увеличивая этим общий объем рыночного спроса. Попытки государства «поощрять потребление» нацелены на рост непроизводительного потребления и на ограничение сбережений.
На этом позднее Кейнс «поймал» классиков: сбережения делают одни лица, а инвестиции – другие. Сбережения свои люди несут в банк, инвесторы же идут в банк за ссудами. Поэтому одно не обязательно равно другому в общей сумме по стране. Однако это наблюдение отнюдь не отменяет Закон Сэя. И не было оно новостью для классиков – особенно для Стюарта Милля.
Последующие же рассуждения Милля были Кейнсом как бы (а, скорее всего, и вправду) не замечены. Но как раз здесь можно найти важные соображения о работе рынков. В любое время, говорит Милль, значительная часть капитала может оставаться без употребления. Годовое производство страны никогда не достигает размаха, какой был бы возможен, если бы были задействованы буквально все ресурсы. «Это постоянное недоиспользование капитала есть цена, которую мы платим за разделение труда». Действительно, каждый производитель делает что-то одно на свой страх и риск, и никто не может сказать, сколько всего капитала должно быть задействовано в масштабе страны.
Дальше Милль все поясняет. «Периоды “кипучего спроса” это периоды наибольшего производства. Только в такие периоды становится занятым полностью весь капитал страны. Но желать продления таких периодов не следует». Почему? Потому что это нереально. Расчеты производителей и торговцев не могут быть точными. И оттого всегда какие-то товары будут в избытке, а какие-то – в недостатке.
Следовательно, всегда какие-то группы производителей будут не расширять свои операции, а сжимать. «Если же все стараются расширять, это доказывает, что воцарилось всеобщее обольщение, — пишет Милль, предваряя уже идеи Мизеса. — Обычная причина тому – общий рост цен (из-за спекуляций или денежной эмиссии), который внушает всем агентам рынка, что они становятся богаче».
Производство действительно растет, пока постепенно и подспудно происходит обесценивание товаров. Но когда иллюзия рассеивается, открывается правда. Кто произвел слишком много своих товаров, должны снизить производство, чтобы не пропасть совсем. А если в период высоких цен они понастроили фабрик и понаставили машин, они, «скорее всего, будут сокрушаться на досуге». То есть, часть капиталов общества пропадет, и производство вернется к нормальному уровню. Все это – почти чистый Мизес.
Так что же, бывает общий кризис перепроизводства?
Что такое – «перепроизводство»?
Нет оснований говорить об общем кризисе, продолжает Милль. «Умами большинства коммерсантов, в неизбывном качании, попеременно владеют беспочвенные надежды и беспочвенные опасения. Общая страсть покупать и общая опаска покупать следуют одна за другой с краткими интервалами. Исключая короткие переходные периоды, всегда имеют место или широкое оживление бизнеса, или широкий застой. Либо у главных производителей почти всех ведущих отраслей так много заказов, сколько только они могут выполнить, либо у поставщиков почти всех товаров склады полны нераспроданных товаров».
В последнем случае обычно говорят, что имеется общее перепроизводство, напоминает Милль. И продолжает так. Экономисты, которые оспоривают возможность общего перепроизводства, не могут отрицать возможность или даже частое появление феномена, указанного выше. Поэтому на них лежит обязанность показать, что отвергаемое ими выражение «общее перепроизводство» неприменимо к ситуации, когда все или почти все товары остаются непроданными. То есть, им надлежит показать, что перепроизводство фактически относится к какому-то одному товару, лежащему на складах агентов, которые не могут его продать.
Следом Милль объясняет идею Закона Сэя (не употребляя этого выражения). [1] Первый случай – бартерная экономика, в которой Закон Сэя выполняется автоматически. Второй случай – денежная экономика, где деньги служат только счетной единицей (Милль так не выражается, но смысл тот самый). Это фактически все та же бартерная экономика.
Третий случай, наиболее близкий к жизни, когда между продажей товара неким лицом и его же покупкой другого товара на вырученные деньги может иметь место разрыв во времени. Хотя в принципе продажа сделана только ради покупки, он не обязательно что-то покупает немедленно и «следовательно, когда он увеличивает предложение одного товара, он не увеличивает немедленно спрос на другой товар.
Когда продажа и покупка отделены одна от другой, очень даже может случиться, что в какой-то момент времени общая склонность как можно скорее продать сопровождается равно общей склонностью как можно дольше задержать покупки. Это действительно и есть тот самый случай, который называют периодом общего перепроизводства. И после достаточных пояснений никто не будет оспоривать возможность общего переизбытка в указанном смысле слова» (курсив мой – ЕМ).
Когда налицо общая страсть продавать и общая нерасположенность покупать, многие виды товаров остаются непроданными долгое время. «Те, кому нужно как можно быстрее найти рынок для своих товаров, продают их по сильно заниженной цене. Имеет место стагнация для тех, кому не обязательно продавать, и бедствие для тех, кому это необходимо».
Чтобы показать невозможность переизбытка всех товаров, говорит Милль, нужно рассматривать деньги как товар. «Ибо невозможно допустить, что одновременно может быть переизбыток и товаров, и денег. Но те, кто утверждает наличие переизбытка всех товаров, никогда не предполагают деньги одним из товаров. Они поэтому говорят не об избыточности, а о недостаточности средства обмена. То, что они называют общим переизбытком, это не избыточность товаров относительно товаров, но избыточность всех товаров относительно денег» (курсив мой – ЕМ).
Невозможно не восхититься глубиной и элегантностью рассуждений Милля. Глядите, как он предвосхищает понятие о предпочтении ликвидности, играющее важную роль в теории Кейнса. Все сводится к тому, пишет он, что в такой особенный период времени люди вообще, из-за ожиданий, что им придется встретить какие-то внезапные запросы, предпочитают лучше владеть деньгами, чем любым другим товаром. Следовательно, деньги в цене, на них есть спрос, в то время как почтение к другим товарам сравнительно снижается. В крайних примерах, деньги накапливают в больших количествах и придерживают; в случаях более умеренных люди просто отсрочивают расставание с ними… А результатом становится то, что все товары падают в цене или вообще перестают продаваться.
«Очень важно заметить, однако, что избыток всех товаров – в единственно возможном смысле слова – означает только временное падение их ценности по отношению к деньгам. Предположить, что рынки всех товаров могут быть переполнены в каком-то другом смысле, означает абсурдное допущение о том, что товары могут падать в ценности относительно самих себя» (курсив мой – ЕМ).
Все теперь с «общим перепроизводством»? Не совсем. Еще остается довод о перенакоплении капитала. Не упоминая имени Мальтуса, Милль говорит про «доктрину о том, что страна может накапливать капитал слишком быстро, и что общая продукция, возрастая быстрее, чем растет спрос на него, приносит беду всем производителям». Как ни странно, пишет Милль, это было почти общепринятой доктриной лет тридцать назад, «и заслуга тех, кто ее опроверг, намного больше, чем можно было бы предположить ввиду очевидной ее абсурдности, если ее высказать в ее наивной простоте».
Верно, что если бы все нужды всех обитателей страны были удовлетворены, никакой добавочный капитал не нашел бы применения, продолжает Милль, но тогда никакой капитал бы и не накапливался. «Покуда остается любой человек, не обладающий – не будем говорить о необходимом для жизни – даже самым изысканным предметом роскоши, но желающий работать, чтобы этим предметом владеть, существует применение для капитала. Нет большей химеры, чем страх, что накопление капитала создаст бедность, а не богатство… И нет большей правды, чем то, что именно продукты создают рынок для продуктов, и что каждое увеличение производства – если оно распределяется без просчетов среди всех видов продукции в пропорции, диктуемой частным интересом, — создает, вернее, образует себе собственный спрос» (курсив мой – ЕМ). Вот над чем смеялся потом Кейнс…
Суть данного учения, подытоживает Милль, заключается в том, что не может быть постоянного (читай: длительного) избытка производства или накопления. «Правда, при этом нужно допустить, что, как возможен избыток одного отдельного товара, точно так же это возможно и в отношении всех товаров, — но вследствие не перепроизводства, а из-за недостатка коммерческой уверенности». Идея Милля ясна: явление, называемое «общим перепроизводством» может возникнуть в плане краткосрочном, но не в долгосрочном. Говоря иначе, хронического перепроизводства быть не может. Это — ошибка в распределении ресурсов, которую рынок скоро исправляет.
Таким образом, Милль ясно показывает, что (как говорил впоследствии Хайек) классикам были вполне внятны и сознавались ими многие вещи, игнорирование которых приписывали им иные позднейшие ученые. Прежде всего, это относится к периодическим кризисам, явление которых четко вписывается в классическую парадигму. Позднее ученые определенного уклона, особенно кейнсианцы, утверждали обратное. Но это было, скорее, следствием явления, которое можно охарактеризовать как невежество и общее понижение уровня экономической мысли. Фактически была потеряна способность понимания определенных глубоких вещей, вследствие чего, как указал Хайек, многие достижения экономической мысли прошлого были просто утрачены.
В частности, Милль показал, что «кризис сбыта» не противоречит Закону Сэя. Еще раз: хроническое перепроизводство, то есть, затяжная депрессия (или, на языке Кейнса: устойчивое равновесие при неполной занятости) – вещь невозможная.
Продолжение следует
[1] Напоминаю формулировку Закона Сэя: Продукты обмениваются на продукты.
«Милль ясно показывает, что классикам были вполне внятны и сознавались ими многие вещи, игнорирование которых приписывали им иные позднейшие ученые. Прежде всего, это относится к периодическим кризисам, явление которых четко вписывается в классическую парадигму. Позднее ученые определенного уклона, особенно кейнсианцы, утверждали обратное. Но это было, скорее, следствием явления, которое можно охарактеризовать как невежество и общее понижение уровня экономической мысли. Фактически была потеряна способность понимания определенных глубоких вещей, вследствие чего, как указал Хайек, многие достижения экономической мысли прошлого были просто утрачены.
————
Спасибо, уважаемый Е.М. Пришлось «поднапрячься для такого чтения, но оно того стоит» , — как Вы и обещали.