Примерно в 1520 Маккиавелли после долгих трудов добился наконец того, что ему дали мелкое разовое поручение где-то в глухом углу Тосканы. По дороге туда он встретился с приятелем, Франческо Гвиччиардини, который был на виду, и занимал пост губернатора Романьи, с резиденцией в городке Фуэнца. Маккиавелли добрался наконец до места своего назначения — и встретили его там довольно неприветливо: мелкий человек, без должности и статуса … Тогда он написал Гвиччиардини, и тот прислал ему ответное письмо с нарочным, и со знаком государственного гонца. Ну, на следующий день Маккиaвелли закидали приглашениями на обеды. До конца своего пребывания в этом тухлом местечке он ни разу не ел дома — только в гостях. И написал Гвиччиардини, что поездка оказалась успешной — он сэкономил на командировочных. Настолько он был беден …
Такой вот парадокс: человек находится в приятельских отношениях с послами и губернаторами, держится с ними совершенно на равных, более того — они смотрят на такое его поведение как на нечто должное — и при этом «экономия на суточных» составляет для него немаловажный материальный ресурс.
Очень интересно, спасибо большое!
И Марку спасибо за интересный комментарий!
Хорошей и спокойной недели всем!
Б.М!
Я пристальным интересом слежу за Вашими сообщениями о Маккиавелли.
Спасибо.
В связи с приведеным Вами эпизодом, мне вспомнился одна история, роасказываемая в нашей мешпухе. Приведу ее кратко:
«По семейным преданиям, одна из ветвей многочисленной семьи Бронштейнов, в свое время подалась на юг Украины и там занялась арендой земель под сельское хозяйство. Через некоторое время, один из троюродных братьев деда, Лейб взял себе имя Троцкий и приступил к свершению мировой революции.
Троцкий родственников не жаловал, все связи с ними прервал, и даже когда его бронепоезд проносился через станции, где они обитали, не выходил к ним из вагона. Однажды удалось уговорить одного из его секретарей, послать из Москвы на их имя телеграмму об успешном прибытии бронепоезда с Троцким в столицу. Родня заключила депешу в рамку, повесила на стену и еще долго пользовалась ею в своих интересах, покамест это не стало производить прямо противоположный эффект и не стало смертельно опасным по известным причинам. Имя Лейба вычеркнули из памяти на долгие годы, и только мама вспоминала, что в школе гордилась «дядей Левой».
В середине тридцатых годов деду стало ясно, что из Юзовки надо исчезать. Не последнюю роль в этом играла и похвальба родством с Троцким и шлейф славы вокруг этого.»
М.Ф.