Автор: 
Их Москва пекла, горячие, ароматные.
Их пекла и бабушка.
Но иногда совала мне пятерку, дореформенными: топай на Шаболовку, сдачу не забудь.
Запах пончиков разносился далеко, и к нам в Нескучный, даже при слабом ветерке.
То с Калужской заставы, где их пекли продавали у метро.
То от входной арки в Парк культуры имени писателя Горького.
В кулинарии ресторана «Прага» пекли почти ханукальные пончикес. И они бывали цивильными — круглыми, каждый в пергаменте, посыпанные то корицей, то ванилью, то орехами.
А внутри повидло.
Но тогда разве это пончикес?
На Шаболовке, у ларька, — если приподняться на цыпочки, — через витрину были видны куски теста с дырками. Тетка в халате и марлевом чепце окунала их по очереди в кастрюлю с кипящим маслом.
Куски тонули в черной бездне, потом всплывали и на глазах розовели.
— Тебе сколько, мальчик?
Я заикался, и поэтому предпочитал показать пальцы на обеих руках
— Ах, ты немой. Десяток, стало быть?
Я кивал как китайский болванчик.
— Деньги покажи? Ага, ага! Ну, да, хорошо, держи!
И она, ловко орудуя двурогой вилкой, бросала пончик за пончиком в бумажный пакет с надписью «Мосторг».
Бабушка слышала лифт, открывала цепочки-замки, выходила в переднике в горошек, хрустела пакетом:
— Девять?.. Съел один? Признавайся!
Да кто бы не съел! Кто бы выдержал? И если разок куснул, куда его потом?
— Н-н-нет, ба!
— Не лги, у тебя нос в сахарной пудре!
За чаем она брала пончик двумя пальцами, оттопырив мизинец: ах, до чего это прекрасно, божественно!
— Тебе какой?
Я, если честно, больше любил сладкую соломку в коробках.
Ошибка только в одном: самые лучшие, вкусные пончики покупали в палатке у Минаевского рынка.
Но и там масло , по-моему, никогда не меняли. Сплошной канцероген. 🙂
Татьяна Хохрина
Чудесный Анатолий Головков произнес сегодня волшебное слово «пончики», оно взорвалось в памяти и спровоцировало сход лавины воспоминаний, срывающей наслоившийся за долгие годы мусор, из-под которого вместе с головокружительными пончиками неожиданно показалось детство, школа, Сокольники, Клуб Русакова и соседствующий с ним сквер, на лавочках которого этими пончики заедались смех и слезы, победы и обиды, признания в любви и растоптанные надежды!
После уроков из школы было два пути: короткий — к метро Сокольники, одна остановка метро — и ты дома, на Преображенке, и длинный — через сквер, где сейчас почерневшим кариесным зубом стоит бывший салон-парикмахерская, и стадион братьев Знаменских — место моего перманентного физкультурного позора, к великому утешителю в поздние годы — театру Виктюка, а в ранние годы — бесхозному авангардистскому шедевру Мельникова — клубу им.Русакову с той самой заманчивой пончиковой избушкой у входа.
Там, ежась на морозе или втягивая голову в плечи в моросящий дождь, минут через 10 ты становился владельцем огромного из серой в масляных пятнах бумаги кулька, из которого одуряюще пахло румяными пончиками, обсыпанными сахарной пудрой, стоимостью 48 копеек за кило! Ну, килограмм мы брали на целую компанию — и денег таких на одного не было в дырявых карманах, и не съешь один даже половину! Только раз мы с подружкой, голодные как собаки, провели такой эксперимент и купили вскладчину килограмм пончиков. Не видя им конца и уже давясь, мы, багровые от обжорства и стыда, последние 4 штуки зарыли в снег в сквере и зареклись больше не жадничать!
Зато какой же кайф был, сбросившись копеек по 10, купить этот куль на пятерых, плюхнуться в сквере на заснеженную или облепленную мокрыми осенними листьями скамейку, заглатывать горячие пончики, наплевав на следы преступления на пальто в виде жирных пятен и сахарных дорожек! Под эти пончики мы ссорились и мирились, выясняли отношения, сплетничали, просвещались, говорили о политике и о вожделенных сапогах-чулках, влюблялись, ревновали, получали или давали отставку и затевали всякие каверзы. Жирными от пончиков пальцами были захватаны первые в нашей жизни уже видавшие виды порнографические журнальчики, спертые у старших братьев или соседки-стюардессы, на скопленные от недоеденных пончиков копейки совершались первые наши коммерческие операции типа покупки открытки с подмигивающей японкой или шариковой ручки, где эта японка уже раздевается. Но японка тянула килограмма на четыре пончиков!
Первые наши поцелуи пахли пережаренным маслом и имели вкус тех пончиков, и точно не скажешь, что тогда казалось вкуснее, сами пончики или эти поцелуи. Как-то именно в этом грехопадении я и мой школьный герой были застигнуты нашей одноклассницей, отличницей и ханжой. К счастью, тогда не было айфонов и она не сохранила вещественных доказательств нашего разврата, но рассказывала об этом и старым и малым и, видно, очень убедительно. По крайней мере имевшая ко мне вечный счет училка физкультуры, после очередного моего спортивного фиаско, злобно прошипела:»Надо не в сквере обжиматься и пончики жрать, а бегать по утрам!»Не знаю, может, она была и права, и послушай я ее — весила бы сейчас на два размера меньше и коленки бы лучше гнулись, но как приятно вспомнить!
Потом мы выросли, окончили школу, стало не до пончиков, а вскоре исчезли и сами пончики. Зато в жизни появилось такое море новых впечатлений, в том числе и гастрономических, что о пончиках мы вообще забыли. И вдруг, двигаясь в сторону родной Малаховки лет семь назад, я на Быковском шоссе увидела огромную рекламную растяжку:»Пончики нашего детства. 50 метров». Мама дорогая, мне показалось, я бы и пятьдесят километров пролетела ради этих воспоминаний, и мы рванули туда! Но, видно, детство у нас и у сегодняшних пекарей было разное и пончики их доброго слова не стоили, только разожгли ностальгические воспоминания, как рассказ Толи Головкова сегодня. Оказалось, что каждому пончику — своё время! Всхлипну и пойду пить кефир…
Анатолий Головков. АХ, ПОНЧИКИ, МОИ ЧЕРВОНЧИКИ!
Их Москва пекла, горячие, ароматные.
Их пекла и бабушка.
Но иногда совала мне пятерку, дореформенными: топай на Шаболовку, сдачу не забудь.
Запах пончиков разносился далеко, и к нам в Нескучный, даже при слабом ветерке.
То с Калужской заставы, где их пекли продавали у метро.
То от входной арки в Парк культуры имени писателя Горького.
В кулинарии ресторана «Прага» пекли почти ханукальные пончикес. И они бывали цивильными — круглыми, каждый в пергаменте, посыпанные то корицей, то ванилью, то орехами.
А внутри повидло.
Но тогда разве это пончикес?
Читать дальше в блоге.