Автор: Мастер и Гоголь
Скоро в ж. «7 ис-в» должна появиться наша с Т.Морозовой статья о «Мастере»; этот отрывок предваряет ее.
Поиск прототипов литературных героев является, пожалуй, самым увлекательным занятием как для маститых литературоведов, так и для рядовых читателей.
Наташа Ростова и Татьяна Кузьминская, Настасья Филипповна и Аполинария Суслова, Робинзон Крузо и Селькирк лишь «классические» примеры, известные каждому; без преувеличения можно сказать, что книга становится классической лишь тогда, когда начинается поиск прототипов.
«Мастер» так давно причислен к классике, что для каждого персонажа нашлись прототипы (а то и несколько), но самый главный герой – сам Мастер – до сих пор вызывает споры: «в настоящее время в литературоведении укоренилось суждение о том, что прототипом Мастера послужили Булгакову: 1) он сам, 2) Иешуа и 3) Н. В. Гоголь»[#1].
#1#Галинская И. Л.Загадки известных книг/Галинская И. Л.— М.: Наука, 1986—128с. http://ilgalinsk.narod.ru/books.htm
~~
Мнение, что в Мастере М.А.Булгаков изобразил себя, основываются прежде всего на совпадении инициалов на шапочках, вышитых руками любящих спутниц.
Разумеется и шапочки похожи, и первые редакции сожжены, но зачем надо писать с себя, когда имеется гораздо более похожий прототип — гениальный писатель, писавший в Риме (том самом, который Азазелло нравится более Москвы[#2]) о мертвых душах, опубликовавший богоискательскую переписку с друзьями и, незадолго до смерти, в припадке безумия сжегшим свой роман-поэму.
#2#Вряд ли Булгаков цитировал Гоголя «… кто сильно вжился в жизнь римскую, тому после Рима только Москва и может нравиться» (см. Гоголь в воспоминаниях современников, М.,ГИХЛ,1952,с.218 — https://imwerden.de/pdf/gogol_v_vospominaniyakh_sovremennikov_1952.pdf ), но симптоматично само упоминание любимого Гоголем вечного города.
~~
Сам вид Мастера — «бритый, темноволосый, с острым носом, встревоженными глазами и со свешивающимся на лоб клоком волос человек примерно лет тридцати восьми» [разрядка наша] не имеет ничего общего с М.Булгаковым, но практически дословно совпадает с изображением Гоголя в «Театральном романе»: «…человек с длиннейшим птичьим носом, больными и встревоженными глазами, с волосами, ниспадавшими прямыми прядями на изможденные щеки» и до боли напоминает портрет Гоголя (не знакомую всем со школы гравюру Ф.Иордана 1841г., а карандашный рисунок А.Иванова 1847г – тридцати восьмилетний писатель изображен именно «со свешивающимся на лоб клоком волос», а на заднем плане набросок в профиль: кусочек лба и нос горбом.
Но если Мастер «срисован» с Гоголя, то стоит поискать в его сочинении «гоголевских мест» – и оказывается, в тексте имеются если не прямые цитаты, то уж явные переклички с Гоголем (разумеется, речь идет не о «бытовых деталях», вроде балыков, вспоминаемых Ноздревым и «спасенных» из огня Арчибальд Арчибальдовичем, а о неких смысловых вехах, позволяющих если не отождествить Мастера с Гоголем, то уж явно указать на прототип).
Например, с «Мертвыми душами»:
«Руби их!» страшным голосом закричит Пилат своим солдатам и тот же ритм промелькнет в крике Ноздрева «Бей его!», порыв которого сравнит Гоголь в следующем же предложении с порывом с отчаянно-смелого поручика, ведущего своих солдат на приступ.
Так громаден дворец Ирода Великого- жилище Пилата-, что есть время проследить полет ласточки под свод к гнезду- и широк Днепр, который не каждая птица перелетит.
Воскликнет Гоголь «Русь! Русь! вижу тебя из чудного, прекрасного далека тебя вижу: бедно, разбросано и неприютно в тебе; не развеселят, не испугают взоров дерзкие дива природы, венчанные дерзкими дивами искусства, города с многооконными высокими дворцами, вросшими в утесы, картинные дерева и плющи, вросшие в домы, в шуме и в вечной пыли водопадов; не опрокинется назад голова посмотреть на громоздящиеся без конца над нею и в вышине каменные глыбы; не блеснут сквозь наброшенные одна на другую темные арки, опутанные виноградными сучьями, плющами и несметными миллионами диких роз… И еще полный недоумения, неподвижно стою я, а уже главу осенило грозное облако, тяжелое грядущими дождями, и онемела мысль пред твоим пространством.» — и вдруг в романе Мастера появятся и глыба, и розы, и висячие мосты, и крепости, и грядущая гроза — достаточно лишь спуститься «вниз по широкой мраморной лестнице меж стен роз, источавших одуряющий аромат» на площадь «с которой перед прокуратором развернулся … Ершалаим, с висячими мостами, крепостями и, самое главное, с не поддающейся никакому описанию глыбой мрамора … храмом Ершалаимским» и немного подождать, как «по небу с запада поднималась грозно и неуклонно грозовая туча …Она не спешила отдавать свою влагу, а отдавала только свет».
Найдется место и плющу — он «завьется на балконе» палаты Мастера …
Эти описания именно вкраплены в текст, они намеренно разнесены по разным страницам, чтобы не так просто было сравнить идеал той Руси, которую видел Гоголь » из чудного, прекрасного далека «, лет эдак через сто, году в 1937…
А вот «Записки сумасшедшего» (кстати, неплохое название для романа сидящего в сумасшедшем доме Мастера): в конце рассказа несчастный Поприщин, вообразивший себя испанским королем, молится из сумасшедшего дома “… взвейтесь кони и несите меня с этого света! Далее,далее, чтобы не видно было ничего. Вон небо клубится передо мною; звездочка сверкает вдали; лес несется с темными деревьями и месяцем; сизый туман стелется под ногами …”
Вспомним конец романа, когда кони унесли героев в ночь, и «нет уже давно и самого города, который ушел в землю и оставил по себе только туман.» – и далее “Боги, боги мои! Как грустна вечерняя земля! Как таинственны туманы над болотами. Кто блуждал в этих туманах, кто много страдал перед смертью, кто летел над этой землей, неся на себе непосильный груз, тот это знает. Это знает уставший. И он без сожаления покидает туманы земли, ее болотца и реки, он отдается с легким сердцем в руки смерти, зная, что только она одна успокоит его. <…> Волшебные черные кони и те утомились и несли своих всадников медленно, и неизбежная ночь стала их догонять. <…> Ночь начала закрывать черным платком леса и луга, ночь зажигала печальные огонечки где-то далеко внизу <…> Ночь обгоняла кавалькаду, сеялась на нее сверху и выбрасывала то там, то тут в загрустившем небе белые пятнышки звезд».
Достаточно подставить в этот отрывок цитату из Гоголя, начав с «взвейтесь кони – беззвучно шептал Мастер, — и несите меня с этого света!» –а затем снова дать слово Булгакову «Печальные леса утонули в земном мраке и увлекли за собою и тусклые лезвия рек. Внизу появились и стали отблескивать валуны, а между ними зачернели провалы, в которые не проникал свет луны» – образы (кони, звездочка, лес, туман), тональность, ритм- все совпадает!
Приведенные соображения позволяют назвать прототипом Гоголя, но вот вопрос – а для чего вообще понадобился автору прототип? Что нового для понимания романа дает это знание? Какие ассоциации вызывает?
На наш взгляд объяснение есть.
Такой прототип, как Гоголь, нужен, чтобы обозначить глубину рассуждений Мастера, степень его таланта. Не доказать, нет — ибо написать вровень с Гоголем невозможно — но подать незаметный знак «Читайте внимательно. Гений».