Дмитрий Быков. Послание к евреям

«В сем христианнейшем из  миров
                Поэты —  жиды»
Марина Цветаева

В душном трамвае — тряска и жар,
как в танке, —
В давке, после полудня, вблизи Таганки,
В гвалте таком, что сознание затмевалось,
Ехала пара, которая  целовалась.
Были они горбоносы, бледны, костлявы,
Как искони  бывают Мотлы и Хавы,
Вечно гонимы, бездомны, нищи, всемирны —
Семя  семитское, проклятое семижды.
В разных концах трамвая шипели  хором:
«Ишь ведь жиды! Плодятся, иудин корень!
Ишь ведь две  спирохеты — смотреть противно.
Мало их давят — сосутся  демонстративно!».
Что вы хотите в нашем Гиперборее?
Крепче  целуйтесь, милые! Мы — евреи!
Сколько нас давят — а все не достигли  цели.
Как ни сживали со света, а мы все целы.
Как ни топтали, как  ни тянули жилы,
Что ни творили с нами — а мы всё живы.
Свечи горят  в семисвечном нашем шандале!
Нашему Бродскому Нобелевскую  дали!
Радуйся, радуйся, грейся убогой лаской,
О мой народ  богоизбранный — вечный лакмус!
Празднуй, сметая в ладонь последние  крохи.
Мы — индикаторы свинства любой эпохи.
Как наши скрипки  плачут
в тоске предсмертной!
Каждая гадина нас выбирает жертвой
Газа,  погрома ли, проволоки колючей —
Ибо мы всех беззащитней — и всех живучей!
Участь избранника — травля, как ни печально.
Нам же она  предназначена изначально:
В этой стране, где телами друг друга  греем,
Быть человеком — значит уже евреем.
А уж кому не дано —  хоть  кричи,
хоть сдохни, —
Тот поступает с досады в черные сотни:
Видишь,   рычит, рыгает, с ломиком ходит —
Хочется быть евреем, а не  выходит.
Знаю, мое обращение против правил,
Ибо известно, что я не   апостол Павел,
Но, не дождавшись совета, — право поэта, —
Я — таки   да! — себе позволяю это,
Ибо во дни сокрушенья и поношенья
Нам не  дано ни надежды, ни утешенья.
Вот моя Родина — Медной горы  хозяйка.
Банда, баланда, ****ь, балалайка, лайка.
То-то до гроба   помню твою закалку,
То-то люблю тебя, как собака палку!
Крепче  целуйтесь, ребята! Хава нагила!
Наша кругом Отчизна. Наша  могила.
Дышишь, пока целуешь уста и руки
Саре своей, Эсфири,  Юдифи, Руфи.
Вот он, мой символ веры, двигавшей горы,
Тоненький   стебель последней моей опоры,
Мой стебелек прозрачный,  черноволосый,
Девушка милая, ангел мой  горбоносый.