ЕФИМ БЕРШИН / ВЛАДИМИР ГАНДЕЛЬСМАН

Ефим Бершин

***
И скрежет дальних поездов,
и мост, влюблённый в оба берега,
и ревность берегов, и снов
необъяснимая истерика,

и бюст на вымокшем углу,
и светофор на повороте,
и осторожный поцелуй
в пристанционной подворотне.

Вертлявая, как сучий хвост,
любовь, отмеренная в граммах.
Переселённые на холст
прекрасные уроды в рамах.

И можно жить, и петь, и пить
в старинном доме на Фонтанке,
куда Вергилий мог бы Данте
кругами времени водить.

Гуляй, родная сторона!
Назавтра обещали пятницу.
Меня зарежут, словно пьяницу,
укравшего бутыль вина.

И загудит страна осенняя,
Вымаливая у Отца
то ли чудесного спасения,
то ли прекрасного конца.

И снова будет жизнь расколота
на две большие половины.
Гомер. Бессонница. И комната,
где тускло дремлет пианино

и где холодная, как мачеха,
в углу горбатится кровать.
А за окном гуляют мальчики,
готовясь жить и убивать.

Владимир Гандельсман. СТИХИ

Я искал, где они ютятся.
В магазины ёлочной мишуры
заходил, засматривался на шары
(да святятся!),

в вечереющем ли предместье,
ноющем, как укол
под лопатку, в неоновых окнах школ
(много чести

месту пыток, где ходит завуч
с тощим на затылке узлом,
в костюме, стоящем колом),
в парке, за ночь

ставшим чистой душой без тела, –
точно зрение оступилось в даль
и наклонная птица диагональ
пролетела,

я искал их на Орлеанской
набережной шарлеанской и в том
великодушии (с поцелуем-сном,
его лаской), –

в том единственном, пожалуй,
за что можно ещё любить
(так чувствовал Сван, готовясь забыть
жизнь, усталый),

в море, шуршащем своим плащом, –
вдоль него вечно бы с тобой брести! –
я искал их, не видя смысла, прости,
больше ни в чём.

Ночью вздрагивал, шёл на шорох,
память перерыл, как рукопись, вспять,
и когда отчаялся их искать,
я нашёл их.