Андрей Мовчан

Год назад в 4 утра со звонка моей дочери началась новая эра.

Ее молодой человек был в Киеве.

Мой партнер, управляющий одним из наших фондов, улетел из Киева в Турцию отдыхать 22го.
Мои друзья из Днепра отдыхали в Таиланде всей семьей. Мои друзья из Харькова, Мариуполя, Краматорска, Запорожья были дома.

Наш офис в Москве должен был работать, как обычно.

В одном из наших фондов 35% портфеля были в арбитражных позициях на российском рынке.

В начале марта я должен был лететь в Москву на неделю, летом должен был быть в Одессе.

Когда я уезжал в 2020, я написал в ФБ: «Всё в России кажется не так уж плохо, кроме постоянного легкого запаха, от которого воротит, но можно привыкнуть. Не так уж плохо, но будет хуже и я не хочу этого ждать». Я надеялся, что уехал достаточно далеко. Оказалось – от этого не уехать.

Это было шоком. Для меня, для всех нас. Не только из-за чудовищности преступления, совершаемого «в прямом эфире», но и из-за его полной бессмысленности и заведомой обреченности. Последнее было ясно – я за две недели подробно написал, почему эта затея обречена и оказался совершенно прав; я сделал вывод что этого не будет – и тут я ошибался. Никогда нельзя недооценивать уровень человеческого идиотизма и подлости.

Я плохо помню конец февраля и март – мы жили в шоке и действовали в шоке: надо было спасать людей, спасать бизнес, спасать собственную психику и здравый смысл. Эвакуация коллег из России; эвакуация денег из России; эвакуация беженцев с Украины; смена инфраструктуры бизнеса – нас атаковали не только из России, но и с Запада; митинги; интервью; бесконечные разговоры – теперь каждый психотерапевт; бесконечный вопрос «как помочь украинцам?» и бесконечные мелкие, по большей части жалкие ответы – но из капель медленно собирались ручейки и речки. Ольга переключилась на работу с волонтерами и беженцами на 100%. Дети организовали проект по вывозу молодых ученых и студентов.

Спать и есть было невозможно, потому что некогда: всё время, не занятое делом, занимало чтение новостей. Во сне мозг отказывался отдыхать, напряженно ища ответа на вопрос «как такое вообще может быть?».

Меня позвали на интервью радио «КП» — кажется это было 26-го. Передо мной на экране – торжествующий гомункулюс Сергей Мардан ждал легкой дискуссии: уроды-гопники типа него привыкли легко брать верх над интеллигентами, когда доходит до драки. Вот только я не интеллигент, и сколько и на чем я таких, как Мардан вертел в своей жизни, ему было неведомо. Через 27 минут он окончательно забился в истерике и отключил трансляцию; надеюсь с той программы ему каждую ночь снится Юлиус Штрайхер с веревкой на шее.

Кажется, я в этот момент впервые почувствовал уверенность – Украина победит: это Z-сочетание трусости, злобы и глупости способно лаять, кусаться, но не побеждать. Сравнение нынешней прокремлевской братии с немецкой нацистской верхушкой и их обслугой напрашивается – но неверно. Последние были не в пример умнее, последовательнее, эффективнее и смелее – хотя, конечно, были не меньшим злом (я, кстати, вообще сомневаюсь, что зло такого масштаба, как немецкие нацисты времен 2МВ или нынешний российский режим, имеет меру и может быть сравнимо – тут масштаб бесконечен).

Украина сопротивлялась; Украина остановила продвижение российских орд. Мы суетились, помогая, как можем – и перестраивали бизнес: вывозили своих и не своих людей, вытаскивали клиентские активы, меняли, строили, ломали и снова строили. Примерно тогда же, когда захлебнулось российское наступление, нам удалось полностью стабилизировать бизнес.
Украина контратаковала и вернула себе часть территорий. Мы искренне радовались – и тоже контратаковали: бизнес стал снова развиваться и расти. Кажется, именно после освобождения Херсона прошел шок и будни стали буднями: буднями, в которых всё время присутствовала война.

Как я могу сравнивать? А никак – я не сравниваю. Я просто обозначаю себя (нас) во времени; параллельно с нами тысячи бизнесменов, менеджеров, специалистов прошли примерно такой же путь.

Мы «вошли в колею» как и Украина, понимая, что война будет долгой, что мир не будет прежним, что он разделился не только на «до и после», но и на «своих» и «врагов» с четкостью, которой раньше не было даже близко, что больше ни у кого не получится «жить как раньше», даже если и когда всё закончится – ни я, ни Украина не исключение.

***

Прошел ровно год. Что главного я понял за этот год? Наверное – что слово, которое было в начале всего, остается самым важным и сейчас. Особенно важным – сейчас. Надо говорить, и надо говорить правду. Надо называть вещи своими именами. Надо быть четким. Надо определяться и не скрывать своей позиции. Пожалуй, я сейчас обозначу свою:

Россия напала на Украину. Ничто не может служить оправданием военной агрессии России по отношению к Украине. 200 000 смертей за этот год ничем не могут быть оправданы; и 20 000 тоже; и 2 000; дискуссии о причинах неуместны в контексте определения позиции по отношению к войне, поскольку никакие причины не могут быть оправданием тому, что сделано.

Да, я за возврат к границам до 2014 года, это очевидно. Да, у этого нет никаких альтернатив, ни моральных, ни логических – если не считать такими идеи, построенные на смеси лжи и агрессии.

Да, я понимаю, что на практике это – маловероятное событие в обозримом будущем.

Кремлевская пропаганда лжет не только нагло и невероятно масштабно – она лжет бессистемно, сама себе противореча, путаясь в силлогизмах и генерируя оксюмороны, не пытаясь хоть как-то скрыть свое вранье. Аргумент «это пропаганда» не работает – масштаб безумия не сравним ни с чем, даже с гитлеровской пропагандой своего времени: последние выдерживали последовательность и логику, не меняли нарратива каждые две недели (хотя конечно исходили из чудовищно лживых постулатов). Анализ кремлевской пропаганды совершенно бесполезен не только потому, что она бессвязна, но и потому что не она определяет происходящее.

Мы сегодня отчетливо видим разделение русскоязычных людей не столько на «умных» и «глупых» (то есть не верящих или верящих кремлевской пропаганде, верит ей абсолютное меньшинство по большей части старых и малообразованных людей), сколько на носителей трех совершенно различных типов морали.

Первая мораль – мораль банды, примитивной группы – предполагает стремление быть на стороне силы вне зависимости от того, что это за сила, удовольствие от подчинения и унижения других, полное отсутствие эмпатии по отношению к выходящим за рамки самого ближнего круга. Понятия благородства, честности, доброты в ней отсутствуют, проявление их у других воспринимается как слабость, отсылка к ним – как хитрость. Понятие чести соответствует успешности продвижения в иерархии. Удивительным образом такая мораль оказалась широко распространена в России. Если что-то мучает носителей этой морали, то это злоба. Они поддерживают власть в России, потому что власть – сила, и потому, что она удовлетворяет их жажду насилия ради самоутверждения. Их не волнуют аргументы, пропаганда для них – лишь привычный способ вранья, сокрытия собственных мотивов, в ней они видят свое родство с властью.

Вторая мораль – мораль маленького человека – предполагает стремление устраниться от конфликта. В основе этой морали — уверенность, что от ее носителя всё равно ничего не зависит, кроме комфорта его самого и его ближнего круга. Маленькие люди верят в благородство, честность и доброту и практикуют их – кроме случаев, когда это может им навредить; их сравнительно легко заставить поступиться принципами под угрозой личной безопасности или потери комфорта – и крайне легко заставить замолчать, не мешать, устраниться. Они раз за разом выбирают «притвориться мертвым» и только в крайнем случае «бежать» — но почти никогда «бороться», если только враг не атакует лично и только их и выбора нет: все маленькие люди вокруг в этой ситуации оставляют жертву бороться в одиночку – они же всё равно ничего не могут сделать. Как оказалось, в России подавляющее большинство является носителями этой морали. Если что-то мучает носителей этой морали, то это страх. Они поддерживают власть, потому что иначе их маленький мирок будет в опасности.

Третья мораль – это мораль, условно приписываемая современному человеку. Она предполагает неприятие насилия, активное проявление эмпатии по отношению к самому широкому кругу людей, стремление к сотрудничеству, благородство, честность и доброту как безусловным ценностям. Носители этой морали, разумеется, совершают и плохие поступки (люди не ангелы), но они четко понимают, что поступили плохо. Если что-то мучает носителей этой морали, то это совесть. Последний год отчетливо показал, что в России миллионы людей являются носителями этой морали. Эти люди не поддерживают Кремль, хотя не все заявляют это публично и не все что-то делают для борьбы с Кремлем. Многие из них уезжают или уедут при первой возможности.
С «первыми» мы никогда и ни о чем не сможем договориться. В «нашем» обществе «первые» должны быть под жестким контролем и не иметь значимого доступа к принятию решений. Пока так не будет в России, ей не стать приемлемой для жизни «третьих» страной, и «третьи» будут стремиться ее покинуть или изменить. К слову, в условиях открытого мира стремление «изменить» скорее свойственно «первым» — именно для них борьба за место в иерархии имеет ключевое значение. Этот факт делает прогнозы будущего России пессимистичными и одновременно подсказывает, что Кремль не закроет границ. Для меня любой поддерживающий Кремль и агрессию против Украины – враг в полном смысле слова.

«Вторых» во всех обществах мира большинство, и не стоит ругать ни Россию, ни россиян за обилие «вторых». Надо помнить, что они с радостью ведут себя как «третьи», если им не страшно за себя. Задачей потенциального будущего в России является создать для этого условия – и подавляющее большинство людей в стране будет прекрасным. Я не считаю, что «вторые» должны нести на себе бремя вины или наказания за преступления Кремля и его приспешников. Я не разделяю их морали, но не готов ни назвать их «врагами», ни желать им зла.

Всё сказанное выше не означает, что «первые» обречены на провал, а «третьи» на успех. Победа «первых» может быть и масштабной, и прочной, и исторические примеры этого бесчисленны. Но – в конкретных сегодняшних обстоятельствах торжество прокремлевских сил в России как раз совершенно невозможно, и это – хорошая новость.

Разумеется, они могут удерживать власть очень долго, и могут сотворить еще очень много зла, и могут даже теоретически уничтожить мир в ядерном огне (но не будут – они трусы и думают о своем комфорте). Но это будет удержание власти на очень медленно тонущем «Титанике».
Их возможности будут сокращаться, как и их комфорт. Им не будет покоя; они не смогут «пожинать плоды» своих тактических побед; вокруг них будет всё хуже, беднее, примитивнее, опаснее. Они будут пожирать друг-друга параллельно с пожиранием всего вокруг. В какой-то момент (наверное, не скоро) они допустят роковую ошибку и уничтожат сами себя в репрессиях и дворцовом конфликте. Они оставят после себя руины и несмываемое клеймо на своих детях и внуках, но оставить им богатство они не смогут.

Почему так? По трем причинам:

(1) во власти в России сейчас не самые умные, не самые умелые и не самые отважные люди. Скажем прямо – они все являются продуктом отрицательного отбора. Они могут кусаться, они могут, используя неимоверный объем природных ресурсов, залатывать тришкин кафтан экономики – до поры, они могут заливать деньгами проблемы безопасности, но и всё: строить новое, привлекать таланты и капиталы, развивать, умножать – просто физически выше их способностей; кроме того, они все чудовищно развращены властью и безнаказанностью и не могут преодолеть этой развращенности во всей системе: куда бы они ни выделяли ресурсы, половина уйдет на их охрану, а вторая всё равно будет украдена;

(2) современный мир развивается интенсивно, а не экстенсивно. В 1000 раз более эффективно для развития придумать способ обогащать руду, чем захватить месторождение. Активы в 21 веке превратились в обязательства – их надо охранять, хранить, обрабатывать, искать покупателя. Активы могут тебя кормить и поить, если их много, но, сидя на активе, ты будешь с грустью наблюдать, как мимо вперед проносятся те, кто активов не имеет, зато умеет облегчать их использование. Отгораживаясь от мира, умеющего инновировать, ты не столько сберегаешь неэффективный актив, сколько лишаешь себя простого доступа к инновациям – и отстаешь всё дальше и дальше;

(3) современный мир – это мир талантов и персональной эффективности. На этом держится мировая экономика, и современная мораль. Поэтому современный мир всегда будет дискриминировать тех, кто вместо конкуренции за таланты и раскрепощение человека пытается строить экономику дистрибутивного плана с охраной ресурсов от людей – просто потому, что страна, в которой это практикуется, будет источником тех самых талантов для других, и, чем в ней хуже, тем миру лучше.

Так что позиция многочисленных «первых» вне ближайшего окружения Кремля, мягко говоря, неразумна, хотя им это сложно понять – позиция члена банды всегда менее выгодна, чем позиция нормального гражданина, но количество бандитов велико во всем мире.

Наконец, я считаю, что для всего современного мира крайне важно, чтобы вооруженный конфликт закончился внятным поражением России, и в этом смысле помощь Украине крайне важна для всего мира, а не только для самой Украины. Мир сегодня слишком хрупок, и ему нужен прецедент: даже относительно сильный агрессор не должен мочь захватить территорию мирного соседа и получить от этого выгоды. Результатом агрессии должны становиться убытки и проблемы агрессора, снижение его статуса на международной арене, необходимость компенсировать нанесенный ущерб, признать свою неправоту, дать весомые гарантии неповторения агрессии. После победы Украины мировым державам необходимо создать новые системы поддержания мира и разрешения споров между странами, которое надежно закрепят вышеуказанный принцип ответственности за агрессию. Если мир не сможет помочь Украине не просто выжить, но и очевидно победить, если не будут созданы механизмы для недопущения повторения такой ситуации – пройдет какое-то время — и в этом же или в другом месте война начнется в значительно большем масштабе и со значительно более страшными последствиями (хотя куда уж страшнее!).

К слову, этот год показал, что политических механизмов для создания такой системы недостаточно. Мир стал не просто объединен экономически (что хорошо); мир пронизан экономическими монополиями и олигополиями, делающими всю мировую экономику очень хрупкой перед лицом рисков даже регионального масштаба. Миру предстоит борьба с олигопольным положением различных стран на экономической арене – и борьба эта существенно сложнее, чем формирование политических механизмов, и обойдется мировой экономике много дороже, чем переформатирование ООН и перезаключение глобальных договоров.

***
Прошел год. Многие говорят, что мир привыкает к войне; мы привыкаем к войне. Привыкать полезно для выживания здесь и сейчас, но очень вредно для будущего. Это, наверное, последнее, что я хочу сказать: давайте не привыкать. Война — это ненормально. Пусть она закончится. Пусть свобода победит. Пусть агрессор будет наказан. Пусть такое никогда не повторится. Надеяться – не менее важно, чем знать. Я – надеюсь.