Виктор Каган. ИЗ РОЖДЕСТВЕНСКИХ СТИХОВ

***
Нехитрое жилище пастуха.
Декабрь. У Марии стынут руки,
и с неба сыплет снежная труха.
Эпохи новой родовые муки.

Младенец спит. Стекаются волхвы.
Звезда восходит в небе Вифлеема,
и свет её у детской головы
ложится мягко, словно диадема.

Обрезанье … И, Йешуа, малыш,
ханжи тебе в отцы Святого Духа
потом назначат. А пока шалишь,
всё, как у всех – то корь, то почесуха.

Над Иудеей нависает Рим.
Толкуют мудрецы законы Торы.
И размывают единенья грим
извечные еврейские раздоры.

Талмуд в тиши касается души.
Вот ты уже раввин. Но – голос свыше.
И сколько этот голос ни глуши,
душа его в неслышимом расслышит

и поведёт … И приведёт к кресту,
и вознесёт – на страх и удивленье
гонителей. Не Йешуа – Христу
открыть иное летоисчисленье.

И вознесутся в небо купола,
и захрустят на виселицах шеи,
запахнет человечиной зола,
и будут ткать Твой облик златошвеи.

И что ни храм, то на людской крови,
а в нём молитва за Любовь и Веру.
Но как химеру Верой ни зови,
ни превращай прозрение в химеру,

Ты сделал то, на что ты призван был,
а прочее не под Твоей десницей.
И к розе тянет листья чернобыл,
и вечна тень твоя на Плащанице.

Так что же, Йешуа? Сегодня Рождество
Твоё. Зима, волхвы и волшебство.
Кому-то – пир, кому – мечта о хлебе.
Мир празднует. О чём тоскуешь, ребе?

***
Ошалевшего мира метанья,
грех безгрешья, безгрешность греха,
первый крик и конца бормотанье,
откровение и чепуха,
голубь мира на трубке кассама,
чёрной кровью – искусственность роз,
и Ису посылает Осама
разрешить с Иисусом вопрос.
Ты стоишь, улыбаясь устало,
в толкотне копошащихся лет,
и звезда Вифлеемская встала
над Бейт-Лехемом, скоро рассвет,
но во сне ещё нежится кочет,
и кружится над яслями снег,
крылья пó снегу птица волочит,
тащит крест жития человек,
шелестенья снежинок волжбою
разговор о душе и судьбе,
и Мария с обложки «Плэйбоя»
улыбается молча тебе.