Саше Ройтбурду
Живет ребе на небе, под ним золоченый трон.
На левом плече сидит Моисей, на правом плече — Аарон,
шепчут в уши ему премудрость с обеих сторон,
это — устная Тора, нерушимый закон.
Кошерная рыба плывет в медовой реке.
Пасется молочное облако от тучи мясной вдалеке.
Никто не дерзнет сварить козленка опять-таки в молоке
козы-дерезы, за три гроша купленной на ярмарке в городке.
А была хорошая ярмарка, и совсем не плох городок,
и коза хорошая, дойная, слабая на передок,
и синагога просторная обращена на восток,
и полицейский усатый, в корявых зубах свисток.
Но все это тут, на небе, где хала лежит на столе,
и все-таки интересно, что осталось там, на земле,
как там соседские дети, в достатке небось и в тепле,
находят ли до сих пор золотые коронки в золе.
Наверно, если находят — думают, повезло!
Вместо кладбища парк там, девушка опирается на весло.
В синагоге клуб там танцы или церковь — Христос Воскрес.
Жаль, такие подробности не различишь с небес.
Саше Ройтбурду
Живет ребе на небе, под ним золоченый трон.
На левом плече сидит Моисей, на правом плече — Аарон,
шепчут в уши ему премудрость с обеих сторон,
это — устная Тора, нерушимый закон.
Кошерная рыба плывет в медовой реке.
Пасется молочное облако от тучи мясной вдалеке.
Никто не дерзнет сварить козленка опять-таки в молоке
козы-дерезы, за три гроша купленной на ярмарке в городке.
А была хорошая ярмарка, и совсем не плох городок,
и коза хорошая, дойная, слабая на передок,
и синагога просторная обращена на восток,
и полицейский усатый, в корявых зубах свисток.
Но все это тут, на небе, где хала лежит на столе,
и все-таки интересно, что осталось там, на земле,
как там соседские дети, в достатке небось и в тепле,
находят ли до сих пор золотые коронки в золе.
Наверно, если находят — думают, повезло!
Вместо кладбища парк там, девушка опирается на весло.
В синагоге клуб там танцы или церковь — Христос Воскрес.
Жаль, такие подробности не различишь с небес.