ЛЕНА БЕРСОН / АЛЯ ХАЙТЛИНА

Лена Берсон

Проводила, посадила – скатертью полет.
Кто-то отдал жизнь, а кто-то – все наоборот.
Как там, жгут ещё, как раньше, во дворах листву?
В этой жизни мне, конечно, не попасть в Москву.

Не попасть до высшей меры страшного суда.
Мы ещё поедем в отпуск, только не туда.
Мало ли сирени в мире, всюду тот же цвет,
Мало ли, где люди жили, те, которых нет,

Мало ли с какой проездом до какой войны
Подышу ли я в подъезде, прежде чем уйти.
Мы рассеяны, но этим так заострены,
Что собой дырявим землю на своём пути.

Долгих лет тебе бессонниц, родина моя,
Чтобы пьяной или трезвой и с утра больной
На вопрос: «А кто виновен?», отвечала: «Я».
На вопрос: «А кем убиты?» отвечала: «Мной».

*********************************

А Валентина… ну такая тварь была.
Она мне шила, я потом распарывала.
Она пекла, не тесто – пух, и всяко-разное,
Но даже булочки её всегда выбрасывала.

Когда её от нас того (нам только лучше-то),
Я ей сказала: «Ох беда, теперь намучаешься,
Забот теперь немеряно добавится!».
А эта тварь глядит и улыбается.

Стоит себе, подняв плечо, дрожит (заметно, че)
И говорит: «Все хорошо, вернётся сыночка».
И сын вернулся, но не так: в закрытом ящике.
Ну неудачник, он всегда был  неудачником:

И в школе был такой дурак, лицо картофелиной.
Но наши к Вальке все пошли на эти похороны.
И все к ней так по-доброму, так  ласково…
А эта тварь ни разу не заплакала.

Аля Хайтлина

Человек в животе не готов ни к какой войне.
Он готов лежать на пузе и на спине,
Не хотеть молока, орать от вечерних колик.
Плавать в ванночке, лежать на родных руках,
Деловито отращивать складочки на боках,
Изучать лицо сестры, пеленальный столик.

Человек в животе не готов никуда бежать,
Он готов лежать на боку, на спине лежать,
Да и то на боку — если сунуть под бок подушку.
А молчать не готов и прятаться не готов,
Не желает он ждать переполненных поездов,
На багажной третьей полке искать подружку.

Человеку не нужно крыльев, не нужен нимб,
Ему нужно, чтоб два лица склонились над ним
Чтобы мамины руки и папины руки рядом.
Чтоб пока ещё не привыкли смотреть глаза,
Рядом были одни любимые голоса,
Чтобы бабушка шла с нарядом не под снарядом.

Человеку нужно много светло гулять,
Чтоб порядком ямочным солнце в себя влюблять
Познакомиться с кошкой — уйди, тебе тут не место,
Почему же молчат любимые голоса,
И стоит коляска косо без колеса,
А вокруг говорят по-польски и по-немецки.

Человек в животе не готов ни к каким делам,
Просто мир его разом треснул напополам
И отнёс на багажную полку внутри вагона.
Внуки спросят его: а маленьким где ты был?
Он вздохнёт: я родился в пути из Харькова в тыл,
В невозможном апреле двадцать второго года.