АЛЛА БОССАРТ / ИРИНА ЕВСА

Алла Боссарт. РАЙ

Покой и воля августовской лени.
В шиповнике шмель заправляет баки
и нехотя взлетает, параллельно
земле и небу, сладок и тяжел,
а паучок с обеда до забора
бежит по кругу в поисках Итаки,
и вдруг замрет на краешке узора,
забыв про незаконченный стежок.

Без счету яблок раскидает август
под старыми кривыми деревами,
и, притаившись, как стоглазый Аргус,
они за нами неусыпно бдят.
А там неуловимый миг распада
придет, увы, на смену созреванью…
Все это – диалектика, ребята,
лежащая в основе бытия.

Но садик наш лежит в координатах,
неподконтрольных власти диамата,
в рябине – гнезда ангелов пернатых,
и урожай четырежды в году,
а острый запах золотистых досок
прочнее знаменитых ароматов,
и яблоки – со вкусом кальвадоса,
и виноград – хрустящий, на меду.

Приветливые лица насекомых
просвечивают в сумерках туманных,
и, будто бы на северных иконах,
покой. Такой вот мой макет.
А смерть? Ну смерти нет, конечно.
В обнимку молодые папа с мамой
смеются и едят себе черешню,
а может, вишню, сидя в гамаке.

Эх, сколько яблок! Что нам делать с ними?
Мы знаем цену и греху, и счастью,
искушены и в схиме, и в экстриме,
все эти мифы – в сущности, отстой.
Давай-ка, милый друг, с тобой напьемся,
свободные от боли и от страсти,
ну чем не рай? Ты, я, дитя и песик.
Все гуще август. Как смола, густой.

2016

Ирина Евса

Надька ропщет, ропщет: «Что-то я не пойму:
Ты зачем, Господь, упек моего в тюрьму?
Нож из руки не выбил.
Видел же, что он выпил.
Сам, что ль, до крови лаком?
Может, в петлю прикажешь мне?
А семерых по лавкам —
раздать родне?»

Верка ропщет, ропщет: «Надо же так суметь!
Ты за что, Господь, ему уготовил смерть?
Он же был непьющий,
в хоре Твоем поющий,
сроду не делал зла.
А этого Ты козла,
за которым три ножевых,
оставил в живых».

Ропщет Любка: «Планов не угадать Твоих:
дал сперва двоих, потом отобрал двоих.
Один — смирный, смурной.
Другой — шальной, заводной,
лют бывал после водки,
но со мной — теплел.
Все эти цацки, шмотки —
к чему теперь?»

И гуськом плетутся, охая, бормоча.
Слева и справа густо цветет бахча,
перекликаясь пчелами. У развилки
озадаченно тормозят.
Одной — к тюрьме. Другой — прямиком — к могилке.
А третья хлебнет из пластиковой бутылки —
и назад, назад.