Андрей Никулин

Кто-то, возможно, рассчитывал, что если дорогим россиянам в массе своей плевать на трагедию в Украине, то уж свои страдающие соотечественники их смогут эмоционально зацепить.

Но нет. Не сработало.

Проехался на пару дней за город, послушал разговоры в электричках, в гостях, встретил случайно даже одного свошника.

Тем общения у людей множество, о Курске практически ничего, как будто и нет его, как будто под сотню тысяч россиян не переселяется, не бежит сейчас из своих домов, а еще больше не прислушивается в страхе к сводкам и не прикидывает риски того, что их тихий, сонный и забытый всеми угол может превратиться в очередное поле боя.

Впрочем, это Москва, в соседних с Курской областях ситуация, скорее всего, иная. Как иные у них и риски, и больше прилетов. и больше беженцев и происходящее в Приграничье для них не истории о дальних краях, а реальность.

Все это можно сравнить с лесными пожарами. Чем ближе к тебе они, тем пристальнее внимание, а если далеко, то они становятся только короткими абзацами текста в новостях.

Похоже, что именно так и воспринимают конфликт многие соотечественники, как нечто стихийное, неизбежное, ни остановить, ни противостоять чему они не смогут. И сам разговор об этом становится бессмысленным. И лучше просто поберечь нервы, а так же, в духе примитивной магии, не говорить о проблеме чтобы не накликать ее на себя.

Причина всего этого не некие неискоренимые душевные зло и бесчувственность, а выученная беспомощность. Рядовой человек твердо верит в то, что он никто, статистический ноль и не может повлиять решительно ни на что — ни на своей улице, ни в стране. И даже намек на то, что и может, и должен влиять — воспринимает, обычно, как персональное оскорбление. Людей десятилетиями убеждали в том, что они беспомощны и надеяться стоит только на Власть, на Царя, а любые попытки самостоятельных действий и давления априори контрпродуктивны, доставят пытающимся только личные проблемы и обратный желаемому эффект. Люди в это поверили, тем более, что так удобно переложить ответственность за свою жизнь на кого-то постороннего. Инфантильность, как национальный символ веры.

Бояться тоже не получается, тем более, что обычный соотечественник и без того до краев переполнен страхами, неврозами и психозами — не замечается это только потому, что давно стало привычным фоном для всех живущих в России. А выйти наружу, на свежий воздух, чтобы сравнить ощущения становится все сложнее.

Так и будет дальше. Никаких нервных и массовых реакций на проблемы и кризисы не последует. А значит не будет смысла и запроса чего-либо исправлять. И территории, охваченные что военными, что коммунальными, что социальными проблемами будут постепенно разрастаться и множиться, расширяясь и соединяясь, пока, в итоге, все это не сольется в один, масштабный и тотальный кризис, увернуться от которого не сможет никто.

Примерно так же в организме с болезнью нервной системы, когда сообщения об осложнениях и раздражениях не доходят в мозг — даже малая ранка, на которую человек не обращает внимания, может усугубиться и привести к гангрене. Но пока нога гнется, то кажется, что все хорошо. Все нормально. Все ништяк — и в конкретном больном организме, и в стране в целом.