Александр Иличевский

Запах баранины, смешанный с ароматом роз; из облака над котлом появляется баранья голова с бельмами сваренных глаз. На золотом блюде она плывет над коврами и опускается перед ханом.
Опускается на колени и князь. Его руки погружаются в шелковистую толщу лепестков роз, которыми усеяно все вокруг царского дастархана.

Поджидая, когда голова простынет, хан делает знак рукой, и визирь кидается принести подготовленный подарок.

Хан берет с парчовой подушечки золотую тюбетейку, посыпанную рубинами, и машет князю приблизиться.

Князь понимает не сразу — смотрит на визиря и быстро подползает поближе.

Хан заносит тюбетейку над головой князя, но вдруг передумывает и со смехом плюхает ее на дымящуюся баранью башку.

Сваренные губы животного обнажают оскал, и кажется, что баран с нахлобученной золотой шапочкой тоже смеется.

Стоящие вокруг ордынцы взрываются гоготом, и князь поспешно склоняет голову, сжимая в кулаках лепестки роз.

Главная регалия царской власти Шапка Мономаха была дарована Ивану Калите — Узбек-ханом в честь успешного альянса москвичей с ордынцами при подавлении Тверского восстания.

Незадолго до этого Шевкал, кузен Узбек-хана, явился в Тверь, выгнал из дворца князя Александра и учинил насилие над православными, угрожая обратить жителей Тверского княжества в ислам.
Тверичане долго терпеть не сумели и подняли восстание, сожгли Шевкала вместе с дворцом и басурманской свитой. Однако к ним скоро явился Иван Калита с московским войском и тьмою ордынцев и сжег саму Тверь и опустошил княжество.

Вот за такую братоубийственную междоусобицу царской шапочкой и была одарена Москва.

Добавить к этому надо вот что.

Восьмигранник Колокольни Ивана Великого наследует ранним армянским церквам, а Архангельский собор, заложенный в дереве Калитой — по обету ради спасения от голода в неурожайном 1333 году, — начал отстраиваться в камне в 1505-м — итальянским архитектором Алевизом Фрязиным.

Собор сложен был из кирпича и отделан белым камнем. В отделке хватает элементов характерных для Ренессанса, включая раковины в закоморах (своды порталов или апсид): художники Возрождения любили изображать красивую раковину ребристой сердцевидки, перекочевавшую со временем в рококо и поныне обитающую у атлантического побережья Африки (см. также любовь Гауди к раковине наутилуса).

Наиболее знаменитой изображение сердцевидки принадлежит Боттичелли — в «Рождении Венеры», написанной за два десятилетия до начала работы Алевиза Фрязина в Москве. У Боттичелли Венера плывет по волнам в мир, стоя именно на той самой раковине, которую мы можем видеть под сводами апсид Архангельского собора в Кремле.

Но самое интересное тут даже не Шапка Мономаха — как награда чужеземного деспота за насилие русских над русскими.

Самое примечательное в этой истории о соборе, ставшем усыпальницей тех, кто надевал Шапку Мономаха хотя бы раз в жизни, — то, как Алевиз Фрязин добирался до Москвы. Кстати, Фрязин — это, на самом деле фряг, искажённое «франк», — старорусское название европейцев романского происхождения; все прочие назывались «немцами». Скажем генуэзская пехота, участвовавшая на стороне Мамая в Куликовской битве как раз называлась «фрязинским отрядом».

Так вот, Генуэзская республика в своих крымских владениях не только занималась торговлей с Кавказом и торговлей пленниками, выкупая их у крымских и татарских ханов для дальнейшей отправки османам и даже в Европу (Петрарка в переписке упоминает рабов-скифов, среди которых историки перечисляют — и русских, и аланов, и адыгов). Генуэзцы были еще и своеобразным кадровым агентством, поставлявшим из Западной Европы высококлассных мастеров в Северо-восточные русские княжества. Они и зафрахтовали для Москвы архитектора Алевиза Фрязина сотоварищи.

При этом предпринимательская хватка генуэзцев не позволила им просто так переправить бригаду ренессансных гастарбайтеров в Москву. Они их по прибытии тут же запродали еще и крымскому хану Менгли-Гирею. Вот почему комплекс Бахчисарайского дворца приобрел в своем Посольском дворике — великолепный Портал Алевиза-Миланца, оснащенный коринфскими колоннами и филигранно инкрустированный флористическим тимпаном, в котором, однако, вместо боттичелевской раковины сердцевидки мы видим вьющиеся растения и арабскую вязь цитат из Корана.

Так что, помимо романтического Фонтана Слез, двадцатилетний «поклонник муз, поклонник мира» имел, по крайней мере, еще одну причину посетить вместе с Раевскими «в забвенье дремлющий дворец»: «В Бахчисарай приехал я больной. Вошед во дворец, увидел я испорченный фонтан; из заржавой железной трубки по каплям падала вода. Я обошёл дворец с большой досадою на небрежение, в котором он истлевает. NN почти насильно повел меня по ветхой лестнице в развалины гарема».

Наибольшее число башен Кремль имеет со стороны Москвы-реки, откуда чаще всего досаждал неприятель.

В 1507 году Менгли-Гирей, три года назад сопроводивший Алевиза-Миланца грамотой, в которой характеризовал его как «велми доброй мастер», — сжег Белёв и Козельск.

Царственные особы, упокоенные под сводами ренессансного творения, были коронованы оккупационным венцом междоусобицы, — золотой тюбетейкой среднеазиатского тирана, носящей в результате переориентации Москвы с Золотой Орды на Третий Рим — имя киевского монарха из византийского рода.

Вес Шапки Мономаха — 993,66 грамма.

Один комментарий к “Александр Иличевский

  1. Александр Иличевский

    Запах баранины, смешанный с ароматом роз; из облака над котлом появляется баранья голова с бельмами сваренных глаз. На золотом блюде она плывет над коврами и опускается перед ханом.
    Опускается на колени и князь. Его руки погружаются в шелковистую толщу лепестков роз, которыми усеяно все вокруг царского дастархана.

    Поджидая, когда голова простынет, хан делает знак рукой, и визирь кидается принести подготовленный подарок.

    Хан берет с парчовой подушечки золотую тюбетейку, посыпанную рубинами, и машет князю приблизиться.

    Князь понимает не сразу — смотрит на визиря и быстро подползает поближе.

    Хан заносит тюбетейку над головой князя, но вдруг передумывает и со смехом плюхает ее на дымящуюся баранью башку.

    Сваренные губы животного обнажают оскал, и кажется, что баран с нахлобученной золотой шапочкой тоже смеется.

    Стоящие вокруг ордынцы взрываются гоготом, и князь поспешно склоняет голову, сжимая в кулаках лепестки роз.

    Читать дальше в блоге.

Добавить комментарий