Автор: ***
А Александр Сергеич, между прочим,
пусть не постмодернист, но тоже фрукт:
умён, учён, отнюдь не непорочен,
коль дневники и сплетники не врут.
Франт, бабник, дуэлянт – короче, перец!
Евгению даст фору своему:
то недодекабрист, а то имперец
и романтичный циник ко всему!
Слух по Руси великой без сомнений
прошёл, но всех заколебал зело.
А что он гений – так понятно, гений,
но если в морду тычут, тяжело!
У всех в ушах от Вайгача до Кушки
он школьными цитатами торчит!
Но, если что, блин, кто ответит? Пушкин!
И он, блин, отвечает, хоть молчит.
Молчит, распятый на строке, на фразе,
и изменить не может ничего.
Он может лишь смотреть с небес, как мрази
людей пытают именем его.
Что может он сказать с небес уроду,
который плохо понимает речь,
который книжек не читал от роду,
а может лишь насиловать и жечь?
Нет! Не сердца глаголом – просто хаты.
Ему дозволено – могуч, велик
разменянный на маты-перематы
его имперский пушкинский язык.
Язык, дышать и слышать переставший
и ставший стукачом и палачом.
Язык удавкой мародёра ставший.
Он виноват – но Пушкин-то причём?
Виновен Пушкин ли, что, злобно воя,
за ратью рать в котёл бросает блядь,
живое превращает в неживое
и хочет властвовать и разделять?
Что блядская империя достала
и тех, и тех – от чукчей до хазар.
Но Пушкин молча слазит с пьедестала
и без базара платит за базар.
06.06.2024
***
На солнце пятна, меркнет свет,
и, вероятно, шансов нет,
и всем привет, но ты, пожалуйста, не кисни!
Мир для активных дураков,
но и среди борщевиков
нет-нет, а встретится, глядишь, тысячелистник.
.
Он много тоньше, чем они,
он много меньше, чем они,
но дождь пройдёт, и он хлебнёт и встрепенётся.
Тогда взгляни ему в глаза –
в любом глазу его слеза,
но он в ответ тебе сквозь слёзы улыбнётся.
Ты улыбнись ему в ответ,
и свет ухватится за свет,
и дуракова карта вдруг да будет бита!
И, может, шанс вернётся вновь,
что злобу вылечит любовь
и у земли слегка изменится орбита.
Григорий Певзнер. Два стихотворения
***
А Александр Сергеич, между прочим,
пусть не постмодернист, но тоже фрукт:
умён, учён, отнюдь не непорочен,
коль дневники и сплетники не врут.
Франт, бабник, дуэлянт – короче, перец!
Евгению даст фору своему:
то недодекабрист, а то имперец
и романтичный циник ко всему!
Слух по Руси великой без сомнений
прошёл, но всех заколебал зело.
А что он гений – так понятно, гений,
но если в морду тычут, тяжело!
У всех в ушах от Вайгача до Кушки
он школьными цитатами торчит!
Но, если что, блин, кто ответит? Пушкин!
И он, блин, отвечает, хоть молчит.
Молчит, распятый на строке, на фразе,
и изменить не может ничего.
Он может лишь смотреть с небес, как мрази
людей пытают именем его.
Что может он сказать с небес уроду,
который плохо понимает речь,
который книжек не читал от роду,
а может лишь насиловать и жечь?
Нет! Не сердца глаголом – просто хаты.
Ему дозволено – могуч, велик
разменянный на маты-перематы
его имперский пушкинский язык.
Язык, дышать и слышать переставший
и ставший стукачом и палачом.
Язык удавкой мародёра ставший.
Он виноват – но Пушкин-то причём?
Виновен Пушкин ли, что, злобно воя,
за ратью рать в котёл бросает блядь,
живое превращает в неживое
и хочет властвовать и разделять?
Что блядская империя достала
и тех, и тех – от чукчей до хазар.
Но Пушкин молча слазит с пьедестала
и без базара платит за базар.
06.06.2024
Другое стихотворение читать и слушать песню на эти стихи в блоге.